Из «Собрания песка и камней»

 

Свиток I, рассказ 10

Сторонник учения о Чистой земле наказан за пренебрежение к богам

浄土門ノ人神明ヲ軽テ蒙_レ罰ヲ事, Дзё:домон-но хито симмё:-о карондзитэ тога-о ко:муру кото

 

Перевод Н.Н. Трубниковой под ред. А.Н. Мезерякова по изданию: Сясэкисю 沙石集 (Собрание песка и камней). Под ред Ватанабэ Цуная 渡辺綱也 / Нихон котэн бунгаку тайкэй 日本古典文学大系 «Большое собрание памятников классической японской литературы»). Т. 85. Токио, 1966. С. 83–89.

Сетевая версия — ноябрь 2012 г.

 

В краю Тиндзэй жил мирянин, знаток учения о Чистой земле. Он как поземельный начальник управлял несколькими имениями, и в том числе святилищными полями. Некое спорное поле он изъял. Монахи, жрецы и прочие служители святилища возмутились и стали жаловаться в Камакуру, но им ответили: изъятие спорных полей входит в полномочия поземельного начальника, так что всё законно. Ничего не добившись жалобой, они снова и снова обращались к начальнику, но тот не отвечал. Тогда они заявили:

— Мы будем молить богов, чтобы на тебя пало проклятие!

А тот лишь посмеялся над ними:

— Тоже мне, напугали! Какое ещё проклятие? Подвижнику Чистой земли незачем думать о богах! Избраннику, осиянному светом будды Амиды, разве могут повредить даже боги?

Божьи люди разгневались ещё пуще и в самом деле прокляли супостата. Вскоре он заболел дурной болезнью и лишился рассудка.

Мать начальника, госпожа-монахиня, очень испугалась и со слезами стала просить его:

— Подумай, ведь тебе ещё предстоит заботиться обо мне, когда я одряхлею! Верни им то божье поле и скажи, что был неправ!

Не подействовало: больному становилось всё хуже, без надежды на выздоровление. Мать в отчаянии взмолилась к божеству того самого святилища. Жрецы прислали своего человека к одру болящего. Посланец потребовал:

— Верни божье поле непременно! Признай свою неправоту и возврати божье поле.

Но начальник, как в бреду, тряс головою и говорил:

— Что мне за дело до богов?

Ничуть не отступился…

Посланец тихонько рассказал его матери: так, мол, и так. А после и божество через одержимую жрицу обратилось к ней. Мать пыталась смягчить божий гнев:

— Сын обещает вернуть ваше поле! Помоги же хотя бы сохранить ему жизнь!

Жрица расхохоталась и вещала:

— Он качал головой и говорил, что ему нет дела до богов! Этакое нечистое сердце! Я — превращённое тело Одиннадцатиликой Каннон. Кто полагается на Изначальный обет моего исконного учителя, будды Амиды, кто с искренним сердцем произносит слова молитвы, памятования о будде, — с какой любовью я всегда помню о таком человеке, как я ценю его! А у кого сердце грязно, мутно, неискренне — разве оно отвечает Изначальному обету?

Жрица хрустнула пальцами, слёзы покатились — словно град застучал. И люди, слыша это, все плакали.

Тот, который тряс головой, в итоге не выздоровел. В последний час, когда он уже лежал при смерти, его давний учитель и сведущий друг побуждал его молиться, повторять имя Амиды. А он воскликнул:

— Мошенник! — Схватил изголовье и ударил им своего учителя. Тот отбил удар и попал недужному прямо по голове. Редкостная судьба!

Мать начальника, госпожа-монахиня, позже сама заболела и обратилась с мольбой к богине Белой горы — Хакусан. И причитала так:

— Я ведь просила его: перестань! Должно быть, я виновата перед богами, но не знаю, в чём моя вина.

Богиня ответила ей:

— Верно, ты просила его уняться, но в сердце своём ты помышляла лишь о том, как спасти сына, и ненавидела нас. А с этим мы не миримся!

И монахиня тоже вскоре умерла.

Внук старухи унаследовал отцовский дом. И спустя недолгое время на коньке крыши свила гнездо цапля. Погадали, что это значит, и ответ был: «божья кара». Гадатель, знаток Пути Тёмного и Светлого, воскликнул:

— Что такое «божья кара»? Не могу удержать!

Он ещё держал в руке чашу, но, словно бы выломанные, пальцы его выгнулись назад, он застыл в судороге и тут же умер.

Потомки этого наставника живы до сих пор, они сами рассказывали обо всём тогдашнем деле. Это случилось в наше время, многие слышали об этом. Родню всех тех, кто умер тогда, конечно, тревожат толки, но я рассказываю не затем, чтобы побольше людей узнало. Я просто хочу, чтобы люди поняли: богами пренебрегать нельзя!

 

Школа памятования о будде верно указывает путь, подходящий для нашего мутного мира, указывает простым людям прямую дорогу к выходу прочь отсюда. В самом деле, ценное учение! Однако оно отвергает всякое иное подвижничество, все иные благие дела, кроме молитвы — памятования о будде. Оно пренебрегает другими буддами, кроме Амиды, и бодхисаттвами, и богами, хулит все прочие учения Великой колесницы. Миряне из этой школы — раз уж она учит, что к возрождению в Чистой земле ведёт только молитва и ничто другое, — легкомысленно отвергают других будд и бодхисаттв, не допускают в своё сердце никакого другого учения.

Хотя течение памятующих о будде Амиде и не едино в себе, но если говорить о главной его мысли, то на самом деле и в сутрах, и в толкованиях сказано, что к возрождению ведут многие пути, а не одно лишь памятование. В «Сутре о созерцании» мы видим: кто читает и возглашает вслух сутры Великой колесницы, постигает их первое значение, заботится об отце и матери, блюдёт пять или восемь заповедей, или же следует пяти мирским постоянствам, обращая заслуги от всего этого на пользу возрождению — тот сможет возродиться. В сутре, парной к «Сутре о созерцании», сказано, что среди сорока восьми обетов будды Амиды восемнадцатый обет обещает возрождение тем, кто истово молится, памятует о будде. В девятнадцатом обете будда обещает прийти в смертный час к тем, кто накапливает всевозможные заслуги и обращает их на то, чтобы возродиться в Чистой земле. Двадцатый же обет гласит, что возродятся те, кто приводит свои помыслы к сосредоточению. Значит, одним из обетов будда учредил памятование как избранное среди прочих деяний, наилучшее, основное. Другими обетами он установил другие деяния — как вторичные, дополнительные причины для возрождения. Но как же тогда можно говорить, что они не ведут к возрождению?

Великий учитель Дзэндо: толкует так: «Обращая заслуги, добытые десятками тысяч деяний, все мы обретаем возрождение». Отсюда видно, что если всякий раз обращать на пользу возрождению заслуги от всевозможных деяний, от всяческих добрых поступков, то можно возродиться. Толкуя «смешанные деяния», Дзэндо: говорит: «Хотя, обращая заслуги, добытые ими, можно достичь возрождения, мы всё же называем их смешанными деяниями». Он и  в самом деле говорит, что на одном пути будда близок к нам, а на других далек, но мы не найдём у него ни слова о том, что кто-то вообще не сможет возродиться.

Разумеется, подвижники достигали возрождения, возглашая «Сутру о Цветке Дхармы» или произнося Истинные слова: и в сутрах, и в преданиях описано много таких случаев, бывших во всех трёх странах. И конечно, отказ от заслуг, добываемых согласно проповеди Великой колесницы, хула на другие её учения, отрицание их полезности — точно не ведут к возрождению. Даже если истово веришь в один лишь Изначальный обет и долгие годы памятуешь о будде, — не надо хулить другие способы подвижничества и пренебрегать другими буддами, бодхисаттвами и богами. В смертный час такая вина будет ясно видна. Когда впереди опрокинулась повозка — это предостережение тем, кто едет следом. Если человек действительно хочет возродиться в Чистой земле, он может и должен понимать такие вещи.

 

Говорить так, конечно, значит самому возводить немалую хулу, и всё же я излагаю главную мысль тех, кто считает, что кроме памятования ничто не ведет к возрождению. Это течение, как кажется, превозносит будду Амиду. Но поистине — оно хулит его! И вот почему. Милосердие Амиды широко, он принимает в свою Чистую землю всех людей — каково бы ни было их подвижничество, какие бы благие дела они ни совершали. Страна Высшей Радости не имеет границ, и как раз потому, что туда принимают приверженцев иных учений, будда Амида превосходит других будд, а его Чистая земля превосходит другие чистые земли. Клятва Амиды — «Хочу, чтобы моя страна превзошла все миры!» — не ложна, его страна обширна, велика, беспредельна — и тем прекрасна. Если же считать, будто Амида отбирает одни дела и отбрасывает другие, будто он отвергает какие-то учения как бесполезные для возрождения, — это бы значило, что милосердие будды ограничено и страна его тесна.

Одна кормилица растила юную госпожу и всячески её расхваливала:

— Наша барышня уж такая красавица! Глазки узенькие, миленькие!

Кто-то ей сказал: нехорошо, когда глаза узкие. Кормилица возьми да и ответь:

— Ну, один-то глазок у неё довольно широк!

Иной раз, когда люди пытаются восславить Амиду, я вспоминаю этот случай.

 

Само это течение, не допускающее иных деяний кроме памятования, тоже имеет несколько изводов. Кое-кто из наставников рассуждает так: другие дела не ведут к возрождению, пока в полной мере не достигнуты три свойства сердца. Когда же эти три свойства возможно полностью проявить, всякое деяние становится памятованием о будде и позволяет возродиться в Чистой земле. А  кто молится, повторяя имя Амиды, но не имеет в сердце трёх свойств, возродиться не может. При таком толковании нет сомнений, что возродиться можно и благодаря другим деяниям. А если изначально сердце не имеет трёх свойств, то и памятование не ведёт к возрождению.

Молитва ничем не отличается от всех других деяний. Первые наставники учения о памятовании так и говорили, что другие дела ничем не хуже, и для распространения своей проповеди использовали те склонности учеников, какие только могли. И никакой вины в таком их побуждении не было. Но и миряне, и учёные мужи из тех, кто следует за этими учителями, слышат только слова — и начинают хулить другие деяния.

 

В недавние времена, когда школа памятования о будде сделалась широко известна у нас, люди стали считать никчёмными всех будд кроме Амиды и все сутры кроме сутр о Чистой земле. Бывало, кто-то бросал в реку «Сутру о Цветке Дхармы», а кто-то бодхисаттве Дзидзо: натирал голову травой-горцом… В одной деревне девушки судачили о соседских делах:

— В соседнем доме Дзидзо: вымазали до самых глаз!

Что за дурацкое занятие!

Один монах из школы Чистой земли, когда совершал подношения, отодвинул изваяние Дзидзо:, стоявшее рядом с изваянием Амиды, — дескать, не место ему тут. А ещё кто-то говорил:

— Кто верит в бодхисаттву Дзидзо:, провалится в ад. Ведь как раз в аду Дзидзо: и обитает!

Если так — тогда, получается, и Амида, и Каннон должны пребывать в аду? Ведь они в своём великом милосердии поклялись всех спасти от страданий, даже в аду: таков был их способ помогать живым существам. Зачем же хаять одного Дзидзо:? Эти люди не понимают самого начала — милосердной сущности всех будд — ибо избирательность глубоко укоренилась в их сердцах.

Где-то в северных землях жил монах, из тех чтецов, кого собирают на «чтения в тысячу голосов». Последовав за сторонниками одной лишь молитвы, он перешёл в школу памятования. Ему там сказали:

— Кто читает «Сутру о Цветке Дхармы», непременно провалится в ад. Это глупое и позорное грешное деяние, препятствие для возрождения. Все, кто совершает смешанные деяния, вредят сами себе.

Монах им поверил и твердил:

— Вот, значит, каков дурак я был — столько лет читал сутры, вместо того чтобы всецело обратиться к одной лишь молитве!

Не давая ни отдыха устам, ни передышки сердцу, он всё повторял это. Из-за такого ложного взгляда на вещи он заболел дурной болезнью и сошёл с ума. Бубнил одно и то же:

— Горе мне, я читал сутры! — бормотал, бормотал, истрепал себе язык и губы, истёк кровью и умер в безумии.

А наставники его сказали:

— Он раскаялся в грехе чтения «Сутры о Цветке Дхармы» и искупил этот грех, отсекши себе язык и губы, исчерпал свою вину и теперь непременно возродится в Чистой земле!

 

В те недавние времена, когда учение о молитве распространилось в Столице, на картинах-мандалах стали рисовать, как «дурные люди возродятся, а о добрых и говорить нечего». Там было показано: кто соблюдает заповеди и читает сутры, не может возродиться. Достойных монахов, читавших сутры, свет будды на этих картинах не освещал, а светил лишь на злодеев. Такие картины получили широкое хождение, и из Южной столицы, Нары, поступило прошение к столичным властям. В нём говорилось: «Разглядывая картины ада, люди сокрушаются о своих дурных поступках, — а когда смотрят на эти мандалы, сожалеют, что совершали добрые дела».

Можно разобрать это, применяя четверное правило. Вот, у хорошего человека есть дурная природа; внешне он кажется хорошим, но поистине он не таков, ведь сердце его стремится к славе и выгоде. И вот дурной человек: он имеет в себе добро, снаружи выглядит как дурной, но внутренне, сердцем своим — хорош, ибо помнит о пути. А раз так, то глупые, безумные монахи и миряне, чьи сердца полны самодовольства и враждебности, хулят тех, кто соблюдает заповеди и совершает добрые дела, говоря: «Это дурные люди, их подвижничество – смешанное, такие не возродятся в Чистой земле», — то есть хулят и принижают достойных. А о тех, кто совершает дурные дела и не делает хорошего, говорят: «Это добрые люди, избранные светом будды, их возрождение несомненно», — склоняются к ложным воззрениям, и должно быть, вина их велика. Такое редко среди тех, кто изучает святое учение и держится поближе к своим провожатым. Но среди мирян в отдалённых землях часто приходится слышать о подобном обычае. Не только в школе памятования о будде — в школах Тэндай, Сингон, Дзэн в дальних землях новые течения часто склоняются к ложным взглядам!

Нужно всячески стараться сблизиться с мудрыми, найти себе друга, сведущего во святом учении, и не входить в рощи ложных воззрений. Ибо в сутре сказано: «Нетрудно обрести чудесный плод просветления. Поистине трудно — встретить истинного знающего друга». Древние добродетельные мужи говорили: если не встретишь просветлённого учителя, вышедшего в мир, примешь снадобье Закона Великой колесницы испорченным. Основатель школы Тэндай толковал так: «Приверженцы внешних путей, если они остры умом и чувствами, сводят ложные свойства к правильным свойствам, посредством ложного закона создают истинный Закон; а приверженцы нашего пути, если они умом и чувствами тупы, сводят правильные свойства к ложным свойствам, посредством истинного Закона создают ложный закон». Наш Великий учитель, Шестой патриарх,  объяснял так: «Когда ложный человек излагает истинный Закон, истинный Закон становится ложным, а когда правильный человек толкует ложный закон, ложный закон становится истинным Законом».

В наши дни люди с правильными взглядами редки; истинный Закон Будды, Пришедшего Своим Путём, доверен сердцам, чьи воззрения ложны, и они сами идут по ложным путям, и других вводят на ложные пути. Корова пьёт воду и превращает её в молоко, а змея пьёт воду и превращает её в яд. У Закона вкус один, ложное и истинное зависят от людей. Хорошенько поняв это, можно избежать кары за ложные воззрения и выйти на истинно-правильный путь. 

 

Примечания

В этом рассказе Мудзю: обсуждает учение о Чистой земле (浄土教, Дзё:до-кё:), оно же — амидаизм. Согласно этому учению, в наступившую эпоху «конца Закона» люди слишком испорчены и в большинстве своём уже не могут спастись в здешнем мире; им остаётся лишь молиться о  возрождении в Чистой земле будды Амиды (санскр. Амитабха, будда Неизмеримого Света). Этот будда в своём «Изначальном обете» (本願, хонган) обещал, что в его счастливой стране сможет возродиться каждый, кто пожелает, сколь угодно грешный и глупый человек, чтобы там без помех изживать последствия своих грехов и двигаться к просветлению. Амидаизм долгое время был известен в Японии в умеренном изводе; средствами для возрождения в Чистой земле считали и молитву, она же «памятование о будде» (念仏, нэмбуцу), и переписывание сутр о Чистой земле, и созерцание образа Амиды, и всевозможные благие дела. При этом почитание  Амиды совмещали с другими обрядами. См. подробнее здесь. В конце XII в. Хо:нэн стал проповедовать крайний, «исключительный» извод амидаистского учения:  ни спасение, ни какое-либо приближение к нему в здешнем мире вообще не возможны, никакие обряды больше не действуют, а для возрождения есть лишь одно средство — молитва, изустное призывание имени будды, то есть произнесение слов «Слава будде Амиде» (Наму Амида-буцу). См. здесь. Хо:нэна и его сторонников на рубеже XII–XIII вв. жёстко критиковали приверженцы других школ (монахи Дзё:кэй, Мё:э и другие) — за то, что он отрицает все виды подвижничества кроме молитвы. Мудзю: в основном присоединяется к этим критикам.

 

Тиндзэй 鎮西, «Замирённый запад», — собирательное название для земель, лежащих на острове Кю:сю:. В этом краю общины «исключительных» амидаистов были достаточно сильны.

 

«Поземельный начальник» — см. I–9. 

 

«Подвижнику Чистой земли незачем думать о богах» — некоторые последователи Хо:нэна действительно делали из его учения такой вывод: ведь если в «последнем веке» бесполезны все обряды, значит, и богов чтить бессмысленно.

 

Госпожа-монахиня — женщина, принявшая монашеское посвящение, но по-прежнему живущая не в храме, а вместе с родичами. Она говорит сыну, что ему ещё предстоит 養老, ё:ро:, «заботиться о престарелых», как если бы она оставалась мирянкой и сыновний долг перед нею у сына сохранялся.

 

Одиннадцатиликая 十一面, Дзю:итимэн, — одно из обличий бодхисаттвы Каннон, Внимающего Звукам (см. рассказ I–4). В учении о Чистой земле Каннон вместе с другим бодхисаттвой, Сэйси (Обретшим силы) считаются спутниками будды Амиды. В этой роли Каннон может выступать и в мужском, и в женском образе.

 

«Знающий друг» 善知識, дзэнтисики, — тот, от кого человек узнаёт об учении Будды, здесь речь идёт о собрате по амидаистской общине.

Изголовье японской постели в эту пору — твердое и достаточно тяжелое, в виде деревянного ящичка.

 

Хакусан, или Сираяма 白山, Белая гора — одна из священных гор Японии (в земле Кага), знаменитое место подвижничества. Тамошняя богиня, Сираяма-химэ 白山姫, Дева Белой горы, широко почиталась и в других землях.

 

«Божья кара» 神ノ咎, ками-но тогамэ.

Знаток Пути Тёмного и Светлого 陰陽師, оммё:дзи, — гадатель, толковавший знамение согласно «Пути Темного и Светлого начал» 陰陽道, оммё:до:. Для гадания могли использоваться разные приспособления, в том числе чаша, о которой говорится ниже. Итог гадания, скорее всего, имел бы такой вид: людям из этого дома в такие-то дни надлежит соблюдать удаление от скверны 物忌, моноими, то есть не выходить из дому и по возможности ни с кем не общаться.

 

Великая колесница 大乗, дайдзё:, санскр. махаяна, — то направление буддизма, в котором главный упор делается не на собственное спасение, а на милосердную заботу о спасении других. В Японии все буддийские школы, в том числе и амидаисты, принадлежат к этому направлению, что не мешает им время от времени упрекать друг друга в уклонении с махаянского пути милосердия.

 

«Сутра о созерцании будды по имени Неизмеримое долголетие» 観無量寿経, кит. «Гуань Уляншоу-цзин», яп. «Кан Мурё:дзю-кё:» — одна из трёх главных сутр, на которые опирается амидаистское учение. Цитируемое место — ТСД 12, № 365, 345b–с. Мудзю: перечисляет деяния, которые в сутре приписываются разным разрядам существ, способных возродиться в Чистой земле (всего разрядов три, каждый подразделяется на три ступени). Чтение сутр Махаяны относится к высшей ступени высшего разряда подвижников, понимание их основного («первого») значения — к средней ступени высшего разряда, соблюдение пяти и восьми заповедей (см. ниже) — к высшей ступени среднего разряда, почитание отца и матери и следование «пяти постоянствам» (см. ниже) — к низшей ступени среднего разряда.  См. текст сутры в переводе Д.В. Поповцева [ИСКБ 1999, 263–279]

Пять заповедей для мирян — запреты на убийство, воровство, прелюбодеяние, ложь и приём опьяняющих веществ. Нередко к ним добавляют ещё три: предписания обходиться без высокой и широкой постели, без благовоний и без музыки и танцев. Мирские пять постоянств — добродетели, которым учит конфуцианство: человечность, долг, благопристойность, верность и мудрость; буддисты часто соотносят их с пятью заповедями.

Сутра, парная к «Сутре о созерцании», — «Сутра о будде по имени Неизмеримое Долголетие» 無量寿経, кит. «Уляншоу-цзин», яп. «Мурё:дзю-кё:», она же «Большая сутра о Чистой земле», тоже относится к трём амидаистским главным сутрам. Цитируемое место — ТСД 12, № 360, 268b. См. текст сутры в пер. Д.В. Поповцева: [ИСКБ 1999, 111–112].

«Изначальный обет» будды Амиды состоит из сорока восьми положений, последователи Хо:нэна главным из них считают восемнадцатое: что в Чистой земле сможет возродиться каждый, кто призовёт Амиду по имени.

Дзэндо: — Шань-дао 善導 (613–681), крупнейший наставник учения о Чистой земле в Китае. Хо:нэн утверждал, что «исключительный» подход не изобретён им самим, а восходит к Шань-дао. Мудзю:, как и более ранние критики «исключительного» амидаизма, доказывает, что это не совсем так.  Цитируется одно из стихотворений Шань-дао о возрождении в Чистой земле (ТСД 47, № 1981, 453b). Следующая цитата взята из толкования Шань-дао к «Сутре о созерцании» (ТСД 37, № 1753, 272b). «Смешанными деяниями» Шань-дао называет все виды подвижничества кроме «памятования о будде».

 

«Сутра о Цветке Дхармы», она же «Лотосовая сутра» — один из самых почитаемых в Японии буддийских текстов; см. Предисловие. «Истинные слова» — мантры, словесные формулы, используемые при буддийском обряде.

 

«Во всех трёх странах» — в Индии, Китае и Японии.

 

«Три свойства сердца» — истовое стремление к Чистой земле, глубина, готовность к «обращению заслуг» (回向, эко:), то есть к передаче благих последствий своих деяний на пользу всем существам, чтобы и они возродились в Чистой земле. Таково понимание этих трёх свойств в не-исключительном амидаизме; Хо:нэн и его ученик Синран толкуют их иначе; прежде всего, они считают, что возрождение в Чистой земле зависит только от будды Амиды, а не от собственных усилий человека. См.: http://trubnikovann.narod.ru/Shinran1.htm.

 

Дзидзо: 地蔵,  Чрево Земли, санскр. Кшитигарбха, — один из самых чтимых в Японии бодхисаттв, заступник путников, детей и узников «подземных темниц», буддийского ада.

«Натирали голову травой-горцом» — неизвестно, почему над статуей глумились именно таким способом. Горец, или горчак, 蓼, тадэ, — название для нескольких растений семейства гречишных. 

 

«Чтения в тысячу голосов» — обряды, при которых одну сутру читает множество монахов одновременно, наилучшим считается обряд с тысячей чтецов.

 

«Даже дурные люди возродятся в Чистой земле, не говоря уже о добрых» — формула, которую часто повторяет Хо:нэн. Из неё видно, что на самом деле он вовсе не запрещал своим сторонникам совершать общепринятые благие дела. Ученик Хо:нэна Синран переиначил эти слова: «Даже добрые возродятся, не говоря уже о дурных».

В последние годы XII в., в пору наибольшей популярности Хо:нэна, в Столице распространились так называемые «Мандалы, где будда всех принимает и никого не отвергает» 摂取不捨曼荼羅, сэссю фуся-мандара. Видимо, они выглядели так, как описывает Мудзю:, и на самом деле свет будды Амиды на них озарял молящихся, но обходил строителей храмов, чтецов сутр и других. За эти оскорбительные и вредные картины общину Хо:нэна порицал Гэдацубо: Дзё:кэй в «Прошении храма Ко:фукудзи» ( 興福寺奏状, «Ко:фукудзи со:дзё:», 1205 г.) — именно об этой жалобе из города Нара в Столицу Мудзю: говорит ниже.

 

«Четверное правило», или тетралемма, — принятый у буддийских мыслителей способ рассмотрения тех положений, которые допускают утверждение или отрицание. Правило требует представить исследуемое положение в четырёх видах: «да», «нет», «да и нет», «ни да, ни нет» (последние два вида отличают тетралемму от более привычной нам дилеммы: «да» или «нет»). Мудзю: на самом деле не проводит разбора по тетралемме, а просто показывает возможные варианты оценки человека по меркам «хорошего/дурного» и «внутреннего/внешнего».

 

«Нетрудно обрести чудесный плод просветления...» — цитата из «Сутры созерцания ступеней сердца» (心地観経, «Син-дзи кан-кё:», ТСД 3, № 159, 305a).

 

Основатель школы Тэндай — китайский наставник Тянь-тай Чжи-и (см. рассказ I–3), цитируется его сочинение «Махаянское прекращение неведения и постижение сути» 摩訶止観, кит. «Мо-хэ чжи-гуань», яп. «Мака сикан» (ТСД 46, № 1911, 137 а–b). «Корни» здесь — пять чувств и ум.

Шестой патриарх — Да-цзянь Хуэй-нэн 大鑒惠能, яп. Дайкан Эно: (638-713), считается шестым наставником Чань в Китае, основателем так наз. «внезапного», или Южного, направления Чань (в отличие от «постепенного», Северного). Рассуждение об истинном и ложном Законе Мудзю:, возможно, приводит по собранию чаньских изречений «Вместилище сути истинной Дхармы» 正法眼藏, кит. «Чжэнфа яньцзан», яп. «Сё:бо: гэндзо:», составитель — Дахуэй Цзунгао 大慧宗杲 (1089–1163); Мансин сандзоку дзо:кё: 卍新纂續藏經 («Новое дополненное хранилище сутр»), том 67 №1309, 581a.

 

ИСКБ 1999 — Избранные сутры китайского буддизма. СПб, 1999.