«Заповедей
больше нет, и нарушить их невозможно»
Н.Н. Трубникова
Такой подход к монашеской дисциплине высказан в «Записках при свете светильника
о конце Закона» (末法燈明記,
«Маппо: то:мё:-ки»). Этот текст
приписывали Сайтё:, основателю школы Тэндай, но составлен он, вероятно, на
рубеже эпох Хэйан и Камакура. В XIII
в. «Записки» были одним из самых известных сочинений о «последнем веке». На них
ссылаются Хо:нэн и Синран, объясняя, что такое «конец Закона»; Эйсай и Нитирэн
тоже упоминают этот текст, но спорят с ним.
Многие японские буддисты и в наши дни считают
«Записи» подлинным текстом Сайтё:; см.: [Хо:ракудзи net]. Однако исследователи в
основном относят этот памятник к XII
в. — и по особенностям языка, и по содержанию [Вакамидзу Сугуру 1972; Марра
1988]. См. тж. подробное исследование [Мацубара Ю:дзэн] и перевод «Записей» на
английский язык [Родс 1980].
Вначале в «Записях» говорится, что Закон Будды и
закон государя взаимно поддерживают друг друга, и монахи исполняют государевы
веления. Что до заповедей, предписанных в буддийском учении, то они зависят от
времени: то, что было уместно в пору жизни Будды, не годится для позднейших
столетий. Оценивая монахов как праведных или дурных, нужно учитывать, в каком
окружении живут эти монахи. Ведь люди различны, и одинаковыми средствами
невозможно спасти разных людей; к монашеским уставам это также относится.
Составитель «Записей» обсуждает три эпохи в
истории буддийского Закона-Дхармы: «Правильный Закон» (正法, сё:бо:),
«Подобие Закона» (像法,
дзо:бо:) и «Конец Закона» (末法, маппо:).
Он приводит данные из разных сутр, где Будда предсказывает: пятьсот лет после
моего ухода Дхарма останется правильной, затем ещё тысячу лет будет сохраняться
подобие Дхармы, а затем наступит конец Дхармы. При этом составитель отклоняет
те цитаты из сутр, где просто предсказывается единовременное уничтожение Дхармы
через 1500 лет, а принимает лишь те свидетельства, которые описывают длящуюся
эпоху Конца Закона.
Говоря о предыстории «последнего века», составитель
приводит отрывок из «Сутры о великом наваждении» (яп. «Мака Мая-кё:», ТСД 12, № 383), где дана подробная
роспись по столетиям после ухода Будды в нирвану:
Первые 500 лет |
Сохранится
Правильный Закон — благодаря мудрым ученикам Будды. |
600 лет |
Возникнут 95
небуддийских учений, спорящих меж собою, но Ашвагхоша их все опровергнет. |
700 лет |
Распространятся
ложные взгляды, но Нагарджуна их сокрушит. |
800 лет |
Монахи станут
самодовольны и ленивы, лишь немногие смогут обрести Путь Будды. |
900 лет |
В общину
начнут принимать невольников и невольниц. |
1000 лет |
Монахи
перестанут упражняться в созерцании нечистого — первом из восьми созерцаний,
необходимых для освобождения. |
1100 лет |
Монахи и
монахини станут вступать в брак, начнётся всеобщее поношение общинного
устава. |
1200 лет |
Монахи и
монахини станут заводить детей. |
1300 лет |
Монахи начнут
носить белые мирские одежды. |
1400 лет |
И монахи, и
миряне уподобятся охотникам, станут торговать Тремя Сокровищами: Буддой,
Учением и Общиной. |
1500 лет |
Монахи начнут
убивать друг друга, Закон исчезнет, «сокроется». |
В этом предсказании звучат имена крупнейших
буддийских наставников — Ашвагхоши и Нагарджуны (соотв., I–II и II–III вв. н.э.). Однако, как и во
многих других текстах китайского буддийского канона, речь идёт, скорее, не об
исторических лицах, а о легендарных мудрецах под теми же именами.
Ниже в «Записях» приводится более краткая и
гораздо более известная роспись пяти периодов по 500 лет:
Правильный Закон |
Время освобождения 解脱, гэдацу |
Все могут достичь
освобождения благодаря Закону-Дхарме |
Подобие Закона |
Время стойкости в
созерцании 禅定, дзэндзё: |
Общинники сохраняют
навыки созерцания, но освободиться могут уже не все |
Время усердного
слушания 多聞, тамон |
Общинники слушают
наставления, но сами уже не способны к созерцанию |
|
Конец Закона |
Время создания храмов 造寺, дзо:дзи |
Общинники строят
храмы, но уже не понимают наставлений |
Время жестокой борьбы 闘争, то:со: |
Общину раздирают
жестокие распри |
Соотнося эти расчёты с датами мирской истории,
составитель «Записок» приводит два мнения, известных из китайских текстов.
Первое, более известное в Японии, относит уход Будды в нирвану к 949 г. до н.э.
(по несохранившимся «Записям о необычном в книгах династии Чжоу» 周書異記, кит. «Чжоу
шуи-цзи», ок. V в. н.э.). По нему эпоха Конца закона началась в 552 г.
Второе называет годом ухода Будды 609 г. до н.э. (по «Запискам о Трёх
Сокровищах в сменявшиеся эпохи» 歴代三寶紀, кит. «Лидай Саньбао-цзи»), тогда Конец Закона наступит в 892 г. (Коль скоро по
внутренней датировке «Записей при свете светильника» составление их относится к
801 г., в этом втором случае получается, что «последний век» ещё не настал.)
В обоих случаях китайские
наставники помещают и рождение Будды, и его уход в нирвану в пору правления
древней праведной династии Чжоу, и никак не позже — ведь иначе оказалось бы,
что благое влияние Будды, пребывавшего в здешнем мире, не достигло Китая.
(Привычное нам отнесение жизни Будды к «Осевому времени», то есть к китайской
эпохе Борющихся Царств, в этом смысле не годится; кроме того, для китайских
буддистов было важно, что Будда жил раньше, чем Лао-цзы и Конфуций.)
В Японии были
распространены две основные даты начала «последнего века». Первая — 552 г. По
«Анналам Японии» (日本書紀, «Нихон сёки»,
720 г.) в том году при дворе японского государя Киммэй впервые обсуждался
вопрос о принятии буддизма. Вторая — 1052 г. (по иному расчёту сроков, когда
время Правильного Закона длится не 500, а 1000 лет). С того года начался закат
могущества семьи Фудзивара и в целом пошло постепенное угасание блестящей эпохи
Хэйан. Однако в «Записках» 1052 г. не упоминается.
Есть и ещё одно важное
отличие «Записей при свете светильника» от многих других японских рассуждений о
«последнем веке». Очень часто японские авторы мыслят «последний век» как время
разрушения мироздания вообще (следуя буддийским космологическим текстам): в эту
пору должны всё чаще случаться природные бедствия, смуты в государстве, срок
жизни человека сокращается, способности снижаются и т.д. См.: [Трубникова,
Бачурин 2009, 294–301] В «Записях» же речь ведется только об упадке буддийского
учения и общины.
Впрочем, взгляд на перемены
в монашеской общине у составителя «Записей» также необычный: коль скоро
Закону-Дхарме приходит конец, то нарушить этот закон так же невозможно, как и
следовать ему. Как можно исполнять правила, которых нет? — спрашивает он.
Мне кажется, эти рассуждения в «Записях» можно
прочесть и как злободневный текст конца XII в.: обычаев и установлений, к
которым все привыкли за века относительно мирной жизни в Хэйан, тоже уже нет. И
столичного придворного, как и храмового монаха, так же немыслимо винить в
отступлении от этих обычаев, как и грубого воина с Востока, никогда их не
знавшего…
Но что означают слова «Конец Закона», если никто
не губит этот Закон? Как могла Дхарма «исчерпаться» сама собою, ежели не
усилиями самих нерадивых монахов, разрушивших её? Этот вопрос, согласно
«Записям», следовало бы обратить к монахам прежних веков, когда Закон ещё
существовал. В наступившем веке разрушать уже нечего, а значит, нет и вины на
нынешних монахах. Именно те, кто лишь по виду монах, бреет голову и носит плащ,
но живёт без заповедей, — истинные сокровища для «последнего века». Искать в
такое время настоящего монаха — всё равно что высматривать на рынке тигра:
странно было бы, если бы он там нашёлся.
Составитель «Записей» цитирует «Сутру великого
собрания» (яп. «Дайсю:-кё:», ТСД 13,
№ 397). В ней приводится такое сравнение: за отсутствием золота наиценнейшим
металлом будут считать серебро, а ежели и серебра нет — медь, свинец, олово.
Точно так же в мире, где давно нет ни Будды, ни истинных подвижников, ни даже
старательных приверженцев Закона, последним сокровищем останется тот, кто хотя
бы притворяется монахом. Его следует чтить, ему надо подносить дары — для мирян
этот мнимый монах остаётся тем «счастливым полем», где можно посадить семена
благих дел, и такая работа не пропадает втуне, а приносит добрые плоды.
Правда, многие сутры предостерегают мирян от
почитания дурных монахов, говорят, что государь и чиновники, когда они
поддерживают в своей державе нерадивую буддийскую общину, навлекают на страну
голод, мор и войны, а на себя — будущее наказание в аду. Составитель «Записей»
доказывает, что эти рассуждения относятся ко времени «Правильного Закона», но
не к «последнему веку». В пору «Конца Закона» мирским властям будет некого
поддерживать, если они зададутся целью завести в своей стране хорошую общину с
достойными монахами.
Если бы — крамольная мысль! — эти власти желали
бы заботиться о достойных подданных, у них бы тоже ничего не вышло: испорчены
ведь не только монахи, но и миряне… Крамольным этот подход выглядит исходя из
старинного, ещё китайского, убеждения: подданные таковы, каков правитель,
насколько хватает благой силы государя, настолько и народ хорош. «Записи»
предлагают отказаться от этих завышенных требований, признать: нынешние люди
таковы, как есть, и в этом своём плачевном состоянии они всё равно заслуживают
и заботы, и поддержки,— и почитания, если уж они побрили головы и надели
монашеские накидки. Марк Блум называет это «экзистенциальной честностью» — и
видит в ней одну из причин широкой популярности «Записей» в эпоху Камакура;
см.: [Блум 2006].
А как получается, что с течением времени монахи всё
хуже исполняют свой Закон? Ответ на этот вопрос составитель «Записей» берет из
«Сутры о нирване» (яп. «Нэхан-гё:»,
ТСД 12, № 374). Там Будда предсказывает, как после его ухода пройдет семьсот
лет — и общину одолеют те самые демоны мары,
они же папии, чей предводитель в своё
время пытался сбить с пути самого Будду. Притворяясь благочестивыми мирянами,
достойными монахами, умудрёнными подвижниками и даже буддами, демоны начнут
вкривь и вкось толковать Закон, расскажут, что Будда разрешил общине иметь и невольников,
и скот, и дорогую утварь, и припасы в амбарах, дозволил наживаться на
земледелии и торговле — всё это якобы из милосердия, чтобы общине лучше жилось.
Итак, за упадок ответственны вполне определённые люди: те, кто в своё время
поддался демонам.
Здесь перед нами примерно тот же ход
рассуждения, что и в том случае, когда бедствия в стране приписывают «гневным
духам» тех высокопоставленных лиц, кто сгинул злою смертью: обвинённых в мятеже
и казнённых, замученных в ссылке, доведённых до самоубийства или погибших при
междоусобицах. Умозрительная закономерность — «порядок в стране, природный и
общественный, зависит от правителя и его окружения» — в Японии осмыслялась так,
что власть имущие, пав жертвой собственного могущества, после смерти устраивают
пожары, ураганы, моровые поветрия и т.д. См.: [Трубникова, Бачурин 2009,
206–215]. Закономерность действует через поступки отдельных лиц — и монашескую
общину тоже разлагает не умозрительный «ход времени», а демоны и те, кто их
слушается.
А дальше всё шло как в притче из той же «Сутры о
нирване»: допустим, в роще на десять внешне схожих деревьев хурмы девять — это
на самом деле эбеновое дерево, чья древесина красива, но плоды ядовиты, и
только одно дерево — та хурма, чьи плоды съедобны. Очень скоро люди сочтут, что
все плоды из этой рощи есть нельзя. Так же и с общиной: когда большинство
поддалось демонским учениям, немногие праведные монахи напрасно доказывали бы,
что им не нужны ни лошади, ни слоны, ни земельные угодья, ни сборы с рынков при
храмах. «Описательная» норма побеждает «предписательную», общину меряют по тем,
кто живёт «как повелось», а не по тем, кто старается «как лучше».
И всё же, пока в мире остаются хотя бы мнимые
монахи — они показывают людям, каким был Закон Будды, указывают путь к нирване.
А значит, их следует ценить. Мирянин, почитая их, делает именно то, что нужно
делать. Ведь в конечном счёте, от мирянина зависит, какой смысл он вкладывает в
свои поклоны и дары. И почтить дурного монаха, как если бы то был сам Шарипутра
или Маудгальяяна, верный ученик Будды, — лучше, чем вовсе ни у кого не искать
прибежища, или искать, но считать монаха недостойным. Монах-пьяница, монах-распутник,
монах-разбойник — все они в «последнем веке» могут обрести нирвану. И мирянину
нечего бояться согрешить, поддерживая их подаянием.
Итак, всех людей, в том числе и монахов, нужно
мерить по меркам их времени. Если же «Закон и люди между собой несообразны»,
это не причина для того, чтобы подгонять людей под прежний Закон (что
бессмысленно). Скорее, это повод перечитать тексты учения и найти в них
правила, подходящие для «последнего века», — что и делает составитель
«Записей». В завершение он приводит ещё несколько цитат из разных сутр,
напоминая: на самом деле миряне не должны отбирать у монахов то, что дали им как
милостыню — а в наше время такое происходит сплошь да рядом, имущественные
споры между храмами и мирскими землевладельцами часты по всей стране. Да вообще
по Уставу монахи не должны жить на Государевой земле — а в Японии большинство
храмов построены именно на ней. Устав не велит монахам принимать «особые
приглашения», то есть совершать обряды по заказам отдельных лиц и брать за это
награду, — а в Японии вся община так живёт. И казённых чинов для монахов быть
не должно, и верхом монахи не должны ездить — а без всего этого общину уже
невозможно представить. Так что жалеть о былом Правильном Законе поздно,
остаётся чтить и поддерживать Закон «последнего века».
Исследователи по-разному отвечают на вопрос, кто
бы мог быть составителем «Записей». Первые ссылки на это сочинение даёт Хо:нэн
на рубеже XII–XIII вв. (правда, по ним трудно
понять, читал ли он те «Записи при свете светильника», которые дошли до наших
дней, или какой-то более ранний вариант того же текста). В XIII в. Синран в труде под
заглавием «Учение, подвижничество, вера и свидетельство» приводит почти весь
известный сейчас текст «Записей». Подробное рассуждение о «последнем веке»
можно вписать в традицию амидаизма. Правда, о будде Амида здесь речи и нет, так
что если «Записи» составил кто-то из амидаистов, то, видимо, в качестве
предварительного разъяснения, что имеется в виду под «Концом Закона».
Задачи этого сочинения можно понимать и шире:
обосновать существование монашеской общины в «последнем веке», доказать, что
миряне всё ещё могут почитать её, хотя монахи и живут без заповедей. Здесь
перед нами развёрнутый ответ на вопрос: что делать мирянину, если он не хочет
отказываться от прибежища у Будды, Учения и Общины, и в то же время у него не
получается уважать своих современников-монахов. Если же учесть, что «Записи»
приписаны именно Сайтё:, и то, как последовательно в них проводится установка
на «описательную норму», на приятие насущного положения дел, — то можно считать
этот памятник близким к учению школы Тэндай об «исконной просветленности».
Маппо: то:мё:ки web — Записи при свете светильника
о Конце Закона末法燈明記,
Маппо: то:мё:ки / Дэнгё:-дайси дзэнсю: 傳教大師全集 («Полное собрание сочинений
Дэнгё:-дайси»). Т.1–5. Токио, 1926. Т.3.
С. ???–???. http://www.horakuji.hello-net.info/lecture/nippon/mappoutoumyouki/kundoku.htm.
Марра 1988 — Marra M.
The development of mappō thought in Japan (II) // JJRS, 15/4, 1988. P.
25–54.
Блум 2006 — Blum M.L.
The Sangoku-Mappō construct. Buddhism, nationalism, and history in
medieval
Вакамидзу Сугуру 1972 — Вакамидзу Сугуру 若水俊. «Маппо: то:мё:-ки» сэйрицу ко: 末法燈明記成立考 (Размышления о возникновении «Записей
при свете светильника о конце закона») //
Ибараки дзё:си танки дайгаку киё: 茨城女子短期大学紀要 (Труды женского училища Ибараки) 1. 1972. С. 31–19.