Начало буддийской словесности в Японии

«Толкование значений трех сутр» 三経義疏, «Сангё: гисё»

 

Н.Н. Трубникова

 

Сетевая версия — август 2008 г.

См.: Трубникова Н.Н. «Толкования значений трех сутр» и начало буддийской философской мысли в Японии // Вопросы философии, 2007, № 8, 106-117.

 

Создание первого в Японии письменного комментария к буддийским текстам — «Толкования значения трех сутр» 三経義疏, «Сангё: гисё» — приписывают царевичу Сё:току. В этой книге обсуждаются «Лотосовая сутра» и «Сутра о Шримале», а также «Сутра о Вималакирти» 維摩経, «Юима-гё:», где главная роль принадлежит мирянину Вималакирти. В беседе с Буддой Вималакирти выказывает глубокое понимание его учения и даже превосходит некоторых его учеников, «вышедших из дому». Во всех трех сутрах учение Будды обращено не только к монахам, но и к мирянам, и показательно, что именно эти тексты царевич отобрал для толкования. По преданиям, он разъяснял «значения» сутр чиновникам при дворе государыни Суйко.

В «Анналах» подобное сочинение царевича не упомянуто. «Японские легенды о чудесах» говорят о двух толкованиях царевича Сё:току к сутрам: «О Шримале» и «Лотосовой» (см.: Нихон рё:ики. Японские легенды о чудесах. Свитки 1-й, 2-й и 3-й. Перевод со старояпонского, предисловие и комментарий А.Н. Мещерякова. СПб., 1995. С.40). Сохранившийся текст «Толкования значения трех сутр» относят к первой половине VIII в. (Игнатович А.Н. Буддизм в Японии. Очерк ранней истории. М., 1987. С.90). Возможно, его составили монахи Хо:рю:дзи и приписали основателю своего храма, чтобы подтвердить заслуги Сё:току-тайси как крупнейшего буддийского наставника.

Одним из главных доводов против датировки «Толкования» началом VII в. обычно служит то, что на столь раннем этапе развития японского буддизма невозможна была работа с такими сложными текстами, как три названные сутры. Тем самым исследователи признают, что уровень понимания источников в «Толковании» далек от примитивного. Вероятно, составители текста прошли основательную подготовку в Китае. Однако, как и «Уложение в семнадцати статьях», «Толкование трех сутр» не имеет конкретного китайского прообраза — или же этот текст существовал, но был утрачен в дальнейшей традиции Китая (Накорчевский А.А. Японский буддизм: история людей и идей (от древности к раннему средневековью: магия и эзотерика). СПб., 2004. С.88). Мне кажется, что если высокая степень усвоения буддийского учения в Японии VIII в. не вызывает сомнений, то следует допустить: накопление устных и письменных комментаторских навыков должно было к тому времени идти уже достаточно давно.

Мы будем опираться на фрагменты, приведенные в издании: Буккё: сэйтэн («Священные тексты буддизма»). Токио, 1974. С.369-375 (далее — БС). Они касаются вопросов, особенно значимых для раннего этапа усвоения буддизма в Японии — какие задачи может ставить буддийская проповедь, что такое «Три Сокровища» и как они соотносятся между собой, как буддисты понимают «чистоту» и «скверну» и др.

В толковании «Сутры о Шримале» речь идет о поисках постоянства в непостоянном мире. Не только круговорот рождений и смертей, но и различные учения тоже оказываются непостоянными. Для Будды эти учения служат «уловками» 方便, хо:бэн, — они рассчитаны на незнающих слушателей, чьи способности к пониманию различны, но всегда ограничены, поскольку каждый человек что-то одно выделяет как главное, а остальное считает второстепенным. «Когда не стремишься к собственной “переправе” [=к собственному освобождению] и ставишь впереди спасение других вещей[1], раздаешь плоды Будды поровну всем, то это называется Великой Колесницей. А когда печалишься об изменчивости вещей, стремишься только к “переправе” для себя самого, ценишь неистинное — это называется Малой Колесницей» [БС, 369]. Из всех учений по-настоящему опереться можно только на Единую Колесницу 一乗, итидзё:, санскр. «экаяна» — это истинное учение будды сводит вместе все прочие учения. Правда, в некотором смысле Единая Колесница совпадает с Великой: «Хотя в общем смысле Великая Колесница и Единая Колесница — это одно и то же, но есть и небольшие отличия. “Великая Колесница” — название для одного учения из трех[2], а “Единая Колесница” — имя для того, в чем нет ни двух, ни трех» [БС, 369].

Здесь же обсуждается вопрос о Трех Сокровищах: почему этот главный предмет почитания для буддистов не един, а состоит из трех частей? Согласно «Толкованию», различение «сокровищ» предполагает и их неравную ценность, такое их понимание называется «ступенчатым». «Если они различаются по имени и по сути, то и по порядку соподчинения (理, ри) они должны быть различны. Но если по сути они едины, то в чем различия между ними? Их толкуют, говоря так: Тело Закона (法身, хоссин) пребывает постоянно, и это — сокровище-будда. Когда для вещей Тело Закона служит колеёй (軌, ки) то это — сокровище-Закон. И далее, если Тело Закона соответствует порядку, то это — сокровище-община» [БС, 370]. Здесь вводится понятие «Тело Закона» — махаянское обозначение будды уже не как учителя, но как той единой «постоянной» сущности, которая противостоит изменчивым явлениям нашего мира. Противопоставление это внешнее, так как собственной сущности «вещи» не имеют — их истинная природа совпадает с Телом Закона. Примечателен образ Закона-Дхармы как «колеи»: это и некое правило, и вместе с тем направление движения (отсылка к принятому в Древнем Китае обыкновению делать все колеи на проезжих дорогах одной ширины, и требовать, чтобы у всех повозок в державе расстояние между колесами было одинаковым). Община последователей будды мыслится как «порядок», то есть как некое взаимное соподчинение людей (и всех «вещей») согласно Закону.

Далее говорится, что деление «сокровищ» на три по сути условно: «Если различать способы обращения, то для обучения, разъяснения и разрешения сомнений нужно вначале помещать различенные сущности. Однако направляющие указания будды непременно используют единую сущность. Сейчас Шримала с помощью одних лишь этих указаний хочет достичь основы, а потому отрицает прежнее “ступенчатое”, и стремится только к нынешнему, к единой сущности» [БС, 370]. Противопоставление «прежнего» и «нынешнего» способов понимания отсылает к различению хинаяны и махаяны как более раннего и более позднего учений.

Из «Сутры о Вималакирти» разбирается глава под названием «Страна будды» 佛国, «Буккоку». Здесь вводятся понятия «чистоты и грязи» 浄穢, дзё:э, в их буддийской трактовке. «Страна будды» — это некий чистый мир в отличие от нашего, загрязненного заблуждениями и страданиями. Однако «различие между чистым и грязным, конечно, есть, но основа их — то хорошее и дурное (善悪, дзэн-аку) что чувствуют все живые существа. Поэтому она [=cтрана будды] непременно установлена в самих живых существах и в этом смысле ее называют “нашей страной”. Если рассуждать о высших мудрецах, то мудрость как таковая <…> далеко отстоит от границ имен и видимых обличий, в ней нет ни “того”, ни “этого”, ни “принятия”, ни “отвержения”. Суть же ее — в великой Пустоте, сердцевина — в сиянии десяти тысяч дхарм[3]. Как можно измерить ее именем и обличием, где-то установить, назвать “нашей страной”? Однако великое сострадание не прекращается, и оно, сообразуясь со способностями каждого из нас, преобразует нас, и тогда всё то, что было живым существом, становится недосягаемым для страданий» [БС, 370].

Здесь можно проследить одно из направлений соотнесения буддийского учения и почитания «родных богов». Для буддистов «грязно» всё то, что относится к изменчивому миру «рождения и смерти», понятых в самом общем смысле, как возникновение и уничтожение. Для почитателей богов ками с родами и с мертвым телом также связана «скверна». Поэтому одни и те же обряды очищения могут иметь смысл и для тех, и для других. Разница состоит только в уровне обобщения: ведется ли устранение конкретной, «осязаемой» скверны — или подтверждается решимость избавить все существа от вселенской «грязи» страдания. Рассуждения о «нашей стране» как «стране будды» перекликаются и со спорами вокруг «почитания чужого ками»: если «наша страна» и есть «страна будды», то между почитанием будды и «богов нашей страны» не может быть противоречия.

Далее в «Толковании» говорится о семи разновидностях последователей будды. Разбирается глава «Ученики» из той же «Сутры о Вималакирти», [БС, 371-372]. Первые из учеников сокрушаются о потрясениях и смутах в мире и ищут уединения в горах и лесах, стараются «овладеть телом и сердцем» с помощью различных упражнений. Однако поскольку любая жизнь есть страдание, то и уединение в горах не спасает от «потрясений и смут». Вторые понимают это и не стремятся к уходу от мира — и потому не могут овладеть своим «телом и сердцем». Третьи ищут выхода, «переправы», лишь внутри своего собственного «сердца», сознавая, что любое противопоставление заблуждения и просветления, страдания и покоя на самом деле условно, «пусто». Они приходят к невозможности уравнять два предела: «пустое» и «существующее». Четвертые видят, что одним отрицанием реальности страданий их не победишь, и начинают выбирать между различными видами условностей, отвергают те из них, которые «глупы», и стараются идти путем «мудрецов». Пятые углубляются в разграничения «условной» и «настоящей» истины, выделяют шесть видов «загрязнений» мысли (вызванных пятью чувствами и самим умом). В итоге эти ученики приходят к невозможности однозначно отрицать и утверждать что-либо, хотя и видят, что от «да» и «нет» окончательно избавиться невозможно. Шестые ищут опоры своим утверждениям в словах будды, в текстах канона (предыдущие пять видов учеников, согласно сутре, могут появиться в мире еще до прихода учителя-Будды). Они обнаруживают невозможность уравнять «истинное» (речи Просветленного) и «мирское» (мнения обычных людей). И наконец, седьмые понимают, что «подлинная природа заблуждений и страданий — не что иное, как нирвана» 煩悩の眞性は即ちこれ涅槃なり, Бонно:-но синсё:-ва сунавати корэ нэхан нари. Эта формула выражает главную мысль махаянского учения вообще, и в особенности — его японской разновидности. Позже она получит развитие в учениях об «исконной просветленности» каждого существа и мира в целом 本覚, хонгаку.

С «Уложением в семнадцати статьях» перекликается следующий фрагмент «Толкования», где говорится о добре и зле в их соотношении с мудростью и глупостью: «Хотя жизненное зло существует и для глупцов, и для мудрецов, однако для глупцов его несравнимо больше. Хотя полезное благо также существует и для глупцов, и для мудрецов, но у мудрецов оно несравнимо прекраснее» [БС, 372]. Здесь дается ответ на вопрос, почему «мудрецом» быть все же лучше, хотя мерки «мудрости» и «глупости» в любом случае относительны.

Обсуждение «Лотосовой сутры» начинается с рассказа о сути той проповеди Будды, которая выражена в этом тексте. Речь идет об «истине» учения и об «уловках» — разных способах, которыми Будда доносил истину до своих слушателей, исходя из их ограниченных способностей  к пониманию. Далее снова говорится о Единой Колеснице. Примечателен отрывок, где разбирается глава XIV, «Спокойные и радостные деяния» (Сутра о бесчисленных значениях. Сутра о цветке лотоса чудесной дхармы. Сутра о постижении деяний бодхисаттвы Всеобъемлющая мудрость. Издание подготовил А.Н. Игнатович. М., 1998. С.213-224). Имеются в виду деяния махаянского «просветленного существа», бодхисаттвы. Здесь составители «Толкования», в отличие от многих буддийских комментаторов, заявляют свою точку зрения как всего лишь одну из возможных, но не единственно верную. Под «четырьмя видами спокойных и радостных деяний» они понимают добрые деяния «тела» 身, син/ми, «уст» 口, ку/кути, и «ума» 意, и/кокоро, а также деяния «сострадания и жалости» 慈悲, дзихи. Все они могут «отдалить от опасности и дать покой». Первые три совершаются для себя («исправление» тела, речи и мысли) а четвертые — для других. «Путь бодхисаттвы — желая полностью исправить других, сначала исправить свое тело. Но цель самоисправления не совпадает с “тремя деяниями”. Цель исправления других основана на сострадании и жалости. Хотя в Поднебесной и совершаются десятки тысяч деяний, цели их непременно такие же, как две названные. Если бодхисаттва хорошо исполняет эти четыре вида деяний, то вверху его тут же зовут-призывают (稱嘆, сё:тан) все будды, в середине величают-поминают (護念, гонэн) все небожители (天, тэн), а внизу ему почтительно благотворят (供敬, кукё:) все люди» [БС, 374]. Здесь примечательно вычленение среднего слоя между буддами и людьми: к нему могут относиться как индийские божества из буддийских легенд (Индра и другие), так и боги ками. Бодхисаттва угоден всем перечисленным существам, а потому он не боится ни мечей, ни палок, ни «злых духов, вступающих в тело» (入身悪鬼, ню:син акуки), ни тем более клеветы и распрей дурных монахов. Составители «Толкования» указывают, что приведенное рассуждение выражает их «частную» 私, си, точку зрения, тогда как есть и «основная» 本, хон — там под четырьмя видами «спокойных и радостных деяний» имеются в виду деяния «мудрости» 智慧, тиэ, «проповеди Закона» 説法, сэцухо:, «отдаления и преодоления» 離過, рика, а также «сострадания и жалости». Из них «вовнутрь», на самого бодхисаттву, обращены первое и третье деяния, а второе и четвертое — «вовне» [БС, 375].