Сутра об улламбане,
проповеданная Буддой (佛説盂蘭盆経, яп. «Буссэцу урабон-кё:»)
Сутра об улламбане, проповеданная Буддой
Обряд почитания предков — 盂蘭盆, яп. Урабон,
он же 盆, Бон, или 御盆, О-бон —
один из наиболее почитаемых годовых японских праздников[1].
Он приходится на пятнадцатый день седьмого или восьмого месяца по лунному
календарю, в настоящее время справляется 15 июля в восточной части Японии и 15 августа
— в западной. Это день поминовения умерших и благодарности живым родителям. Важен в этом
празднике и мотив единения семьи, а также местной общины. Он связан с
посещением родовых могил, и в частности, с поездками жителей больших городов на
деревенскую или провинциальную «малую родину» их предков.
Наставление об обряде Урабон содержится в
«Сутре об улламбане» 佛説盂蘭盆経, яп. «Буссэцу
урабон-кё:», кит. «Фошо Уланьпэнь-цзин». Она стала известна в Японии достаточно
рано: первое летописное сообщение о ее чтении во всех
храмах страны относится к 659 г. А сам обряд Урабон
впервые был проведен еще раньше, в 606 г.[2].
По учению Будды, участь умершего определяется
законом воздаяния: счастье достается за добрые дела, а горе — за дурные. Всего
возможных путей перерождения насчитывается шесть. Три дурных
пути — это «подземные темницы» (буддийский «ад»), миры «голодных духов» и
«скотов» (животных), а три хороших — пути «асур» (демонов), небожителей (богов)
и людей. При этом часто мир людей именуется наилучшим,
ибо только человек может достичь освобождения из круговорота перерождений,
обрести нирвану[3].
Однако
посмертная участь зависит не только от собственных деяний умершего, но и от
действий его потомков. Совершая различные добрые поступки, человек может
передать их благие последствия своим покойным родителям и другим предкам, чтобы
облегчить их страдания в дурных мирах. О том, как осуществить такую передачу,
как раз и говорится в «Сутре об улламбане».
Собеседник
Будды Шакьямуни в этой сутре — Маудгальяяна
目連, яп. Мокурэн,
почитаемый как один из ближайших учеников Будды[4].
В Китае и Японии Маудгальяяна стал известен
прежде всего как пример почтительного сына: хотя он и «вышел из дому», стал
монахом-странником, — но первым, о чем он задумался после обретения чудесных
способностей, была посмертная участь его матери [5].
Значение санскритского слова «ullambana» в заглавии сутры не вполне ясно. По наиболее
частому толкованию, это «висение вниз головой», а также «зависимость»,
«мучения». В данном случае это страдания тех людей, кто после смерти возродился
в мире «голодных духов» 餓鬼, яп. гаки, санскр. preta.
Напомню, что прета в
древнеиндийских источниках — духи умерших, пребывающие в земном мире некоторое
время после смерти. В Ригведе описан обряд, который
должны совершать их потомки, чтобы эти духи переместились в небесный мир
«отцов» (санскр. pitara) и не вредили живым[6].
Схожий ритуал представлен и в древнеиранской традиции[7].
В Индии буддийская община восприняла обряд, связанный с прета,
но переосмыслила его.
По буддийским текстам, «голодные духи» населяют
отдельный мир. Однако, в отличие от «ада», их местопребывание не отграничено от
мира людей — почти так же, как в случае с мирами людей и животных. Причиной
перерождения на пути «голодных духов» служит алчность, и терзаются духи тем,
что никак не могут насытиться и напиться. Их изображают существами с огромным
животом и очень тонкой шеей, иногда — в окружении обильных запасов пищи,
близость которых лишь сильнее мучает духов. Обряд, связанный с ними,
предполагает не «почитание» как таковое (ибо положение духов весьма незавидно),
а скорее, заботу о них и благодарность за их прижизненное попечение о детях —
хотя вообще жизнь того человека, кто возродился «голодным духом», едва ли была
примером для подражания.
Возможно, правда, что заглавие сутры восходит не к
санскритскому ullambana, а к палийскому
ullumpana — «помощь», «спасение». Поскольку
санскритский оригинал китайской «Сутры об улламбане»
неизвестен, возможно предположить, что в Китае словом盂蘭盆, уланьпэнь,
был передан палийский термин, а не санскритский [8].
Наконец, по версии японского знатока обрядов Мурасэ Юкихиро 村瀬之熙 (1748-1818), сочетание трех иероглифов 盂蘭盆, хотя обычно оно и считается записью
иноязычного слова, на самом деле представляет собой китайское название
бамбуковой корзины для поднесения пищи духам в день Чжун-юань
中元, яп. Тю:гэн[9].
Этот праздник приходится на четырнадцатый день седьмого месяца по лунному
календарю, он соединил в себе черты древнекитайского жертвоприношения предкам и
буддийского обряда, связанного с «голодными духами». Скорее всего, в Японии в VII в. был усвоен
материковый способ почитания предков, уже не бывший только буддийским или
«чисто китайским» по своему содержанию.
В «Сутре об улламбане»
можно проследить влияние китайской традиции на буддийскую словесность. Здесь
желание позаботиться об умерших родителях исходит не только из «жалости» 悲, яп. хи,
кит. бэй, но также и из «сыновней
почтительности» 孝, яп. ко:,
кит. сяо.
Первое из двух понятий можно считать собственно буддийским: «жалость и
сострадание» мыслятся как свойства будды и как движущие силы всякого
подвижничества, направленного на «пользу для других». Второе понятие отсылает к
древнекитайскому «ритуалу» 禮, яп. рэй,
кит. ли, как
основе общественного устройства, оно занимает важнейшее место в конфуцианском
учении. Семейная связь, согласно сутре, оказывается сильнее границ между путями
перерождений. Однако усилий одного человека, одной семьи или местной общины
недостаточно: забота о предках может быть лишь общим делом всех людей. «Реинтеграция» сообщества, сплочение живых при поминовении
умерших служит в сутре необходимым условием заботы о мертвых.
В самой японской традиции мир мертвых, «страна
мрака», ёми-но куни,
она же «страна корней», нэ-но куни, ближе всего соотносится с буддийскими «подземными
темницами». Различие между этой страной и миром живых по «пищевому» признаку
тоже важно: тамошняя пища запретна для здешних обитателей и наоборот[10].
Вместе с тем, в качестве места пребывания умерших могут почитаться горы или
море — территории на границах обжитого людьми мира. Горные погребения были в
древней Японии широко распространены, и с усвоением буддийского обряда сожжения
тел пепел похоронных костров тоже стали хоронить на горных склонах. Первая из
антологий японской поэзии, «Собрание мириад листьев» 万葉集, «Манъё:сю:»,
содержит несколько песен-плачей, в которых ключевую роль играют образы горы и
дыма костра над нею:
«В стране Хацусэ
Скрытой среди гор,
Легкой дымкой поднимается туман.
Облако, что уплывает вдаль,
То не милая ль жена моя?» [11].
Позже в разных местностях Японии обряд Урабон стал сопровождаться разжиганием костров на склонах
гор или спуском на воду лодочек с горящими фонарями (или и тем, и другим). В данном случае световой «рубеж» проходит
как можно ближе к месту пребывания мертвых — к горам или морю. Свет множества
огней в ночь обряда в домах и на улицах поселений дополнительно обозначает
границу между «этим» и «тем» мирами как между областями света и темноты.
В «Сутре об улламбане» угощение
монахов служит способом накормить предков[12].
В этом отличие буддийского обряда поминовения от многих других, в том числе от
индийского и китайского жертвоприношения предкам, где подносимая пища
сжигается. Община монахов выступает заместителем мертвых, принимая пищу,
приготовленную для них. Это не удивительно, коль скоро монахи родились в
каких-то семьях, но «вышли из дому», то есть и принадлежат роду, и не
принадлежат ему. Постельные принадлежности, подносимые
монахам как еще один опосредованный дар умершим призваны обеспечить их
«сон», неподвижность, невмешательство в дела здешнего мира. Отметим, что при
обряде Урабон одежда монахам не дарится, хотя в
других случаях такое подношение возможно.
Важно, что обряд, описанный в сутре, имеет целью
принести различные блага не только умершим предкам, но и живым родителям, еще
при жизни воздать отцу и матери за заботу, обеспечив им долголетие и здоровье.
Воздаяние предстает не только как общемировой закон, но и как дело каждого
человека.
Перевод выполнен по сетевому изданию: http://book.bfnn.org/books/0090.htm.
Использован также перевод сутры на английский язык, подготовленный Обществом
перевода буддийских текстов (The Buddhist Text Translation Society): http://www.geocities.com/Tokyo/Pagoda/3570/sutra01.htm.
Благодарю Илью Оказова за участие в работе над
переводом, комментарием и статьей.
Так я слышал. Однажды Будда пребывал в стране Шравасти, в саду благодетеля учеников и одиночек[13].
Великий Маудгальяяна впервые обрел шесть способностей[14]
и пожелал переправить на тот берег[15]
своих отца и мать, чтобы воздать им, бережно растившим его, за их благодеяния.
И тогда он оком Пути[16]
оглядел миры и увидел, что его покойная мать возродилась в мире голодных духов:
не видит там ни питья, ни пищи, иссохла до кожи и костей. С жалостью и болью Маудгальяяна наполнил чашку едой и отправился передать ее
матери. Мать приняла чашку левой рукой, а правой взяла немного еды. Но как
только она поднесла пищу ко рту, та превратилась в горящие уголья, и их нельзя
было есть. Маудгальяяна громко вскрикнул, заплакал от
жалости и поспешил вернуться к будде и сообщить обо
всем этом.
Будда
сказал:
—
Проступки твоей матери коренятся глубоко и крепко. Разве у тебя одного хватит
сил? Хотя твой сыновний плач[17]
могут слышать небеса и земля, небесные боги и земные боги[18],
и Яма[19],
и внешние пути[20], и
мужи, охраняющие Путь, четыре небесных бога-государя [21]
— разве у всех у них тоже хватит сил? Чтобы обрести освобождение, нужны
соединенные божественные силы[22]
всей общины на десяти сторонах. Сейчас я проповедаю Дхарму спасения-избавления,
что оберегает от всех тягот, печалей и страданий.
Будда рассказал
Маудгальяяне:
— Живые
существа на десяти сторонах в пятнадцатый день седьмого месяца отмечают день
собрания общины на праварану[23].
Ради отцов и матерей семи прошлых поколений, а также ради своих нынешних отцов
и матерей и всех, кто терпит тяготы, следует приготовить пищу, обладающую ста
вкусами, собрать пять плодов[24]
и другие подношения: благовония, благоуханные масла, фонари и светильники,
изголовья и постели. Все эти дары, наилучшие в мире
по вкусу и по красоте, следует поднести высоко-добродетельной толпе общинников
на десяти сторонах. В этот день вся толпа мудрецов — и те,
кто в горах предается созерцанию, и те, кто обретает четыре плода Пути[25],
и те, кто с сутрами странствует среди деревьев, и те, кто свободно применяет
шесть чудесных способностей для обучения и преобразования слушателей голоса и
постигающих связи причин[26],
а также и великие люди, бодхисаттвы на десяти
ступенях[27],
и те, кто принял вид бхикшу[28],
сам принадлежа к великой толпе бодхисаттв,
— все они одинаково, будучи едины сердцем, собирают в свои чаши пищу правараны[29],
будучи полностью чисты в заповедях, идя по пути мудрецов[30],
с добродетелью, подобной океану. Если кто-то совершает подношения всей этой
общине при праваране, то его нынешние отец и мать, а
также родичи шести прежних поколений соразмерно времени освободятся от
страданий трех дурных путей перерождения. Одежда и пища для них явятся сами
собою. Если отец и мать еще живы, они получат радость и счастье на сто лет, а
семь поколений предков возродятся на небесах. Рожденные самостоятельным
превращением[31], они
вступят в мир, озаренный сиянием небесных цветов.
Тогда будда побудил всю толпу общинников на
десяти сторонах после получения пищи произносить обеты и заклятия[32]
для всех щедрых домохозяев, по обету, данному ради для семи поколений отцов и
матерей, упражняться в созерцании и исправлять мысли[33].
Когда они получают такую пищу, они приходят к Будде в его мирное обиталище[34],
ставят пищу перед Буддой возле храма или пагоды, и когда толпа общинников завершит заклятия и обеты, она может принять эту пищу.
Тогда бхикшу
Маудгальяяна и толпа великих
бодхисаттв все весьма возрадовались, и плач жалости Маудгальяяны перестал быть слышен.
Мать Маудгальяяны в тот же день обрела свободу от страданий
голодного духа, что должны были длиться целую кальпу[35].
Маудгальяяна обратился к Будде со словами:
— Мать-родительница твоего
ученика обрела освобождение от мук силою достоинств Трех
Сокровищ[36],
по причине божественных сил толпы общинников. Если в будущем веке все ученики
Будды тоже соразмерно почтут улламбану, чтобы спасти
и переправить на тот берег своих тогдашних отцов и матерей, а также семь
поколений предков, — как смогут они сделать это?
Будда
сказал:
— Очень хорошо ты задал этот
вопрос! Я как раз хотел рассказать о том, о чем ты сейчас спросил. О, добрый
сын! Если бхикшу и бхикшуни, государи стран и наследники престола, великие
сановники и вельможи, трое советников и сотня чиновников, а также простые люди
из десятитысячного народа все станут подвижничать в
жалости и сыновней почтительности ради своих нынешних отцов и матерей и далее
вплоть до семи поколений предков, соразмерно прежним родительским благодеяниям,
— то пусть в пятнадцатый день седьмого месяца, в день радости Будды, в день общинной правараны они
поместят пищу со ста вкусами в чаши улламбаны[37]
и раздадут ее при общинной праваране на десяти
сторонах. Пусть они дадут обеты[38],
чтобы жизнь их нынешних отцов и матерей продлилась до ста лет без болезней, без
мук и каких-либо страданий и страстей, а также чтобы
прежние отцы и матери вплоть до седьмого поколения избежали зла, страданий,
вреда от демонов и возродились среди людей и небожителей, чтобы счастью их и
радости не было предела. Эти ученики Будды[39],
упражняясь в сыновней почтительности, пусть в каждом из своих памятований[40]
соразмерно помнят об отце и матери и о прежних семи поколениях предков. Каждый
год в пятнадцатый день седьмого месяца пусть постоянно с сыновней жалостью
памятуют о своих родителях, отце и матери, и совершают обряд улламбаны, подаяние будде и
общине, и так воздают отцу и матери за благодеяния долгого воспитания, жалости
и любви. Пусть все ученики будды соразмерно и постоянно чтут
и эту Дхарму и держатся ее.
С этого
времени бхикшу Маудгальяяна
и все четыре разряда учеников стали с почтением совершать предписанные деяния,
и радость их была велика.
Перевод со старояпонского (камбун) и примечания Н.Н. Трубниковой
[1] См. о нем Маркарьян
С.Б., Молодякова Э.В. Праздники в Японии. М.,
1990. С. 172-186, а также http://www.nihon.ru/culture/holidays.asp.
[2] Нихон сёки. Анналы Японии. Перевод со старояпонского и
комментарии Л.М. Ермаковой и А.Н. Мещерякова. Т. II. СПб.,
1997. С. 99, 183. Согласно этой летописи, вопрос о принятии буддизма впервые
обсуждался при дворе японского государя в 552 г. Но и до этого на японских
островах в среде переселенцев из Китая и Кореи почитались «Три Сокровища»
(Будда, его учение и община), и возможно, совершались буддийские похоронные и
поминальные обряды.
[3] В Японии была больше распространена другая точка зрения, по которой буддой может стать любое живое существо. Однако о
человеческом рождении как самом редком и лучшем пишут и японские авторы. См.
формулу «поиска прибежища у Будды, учения и общины»: http://trubnikovann.narod.ru/Kikyoumon.htm.
[4] См.: http://www.accesstoinsight.org/lib/authors/hecker/wheel263.html
(работа Х. Хеккера о Маудгальяяне).
[5] Так, в книге Ку:кай 空海 (774-835) «Три учения
указывают и направляют» 三教指帰, «Санго: сиики»
(797 г.) молодой монах ссылается на пример Маудгальяяны,
отвечая на упреки конфуцианца в то, что последователи
Будды не соблюдают сыновней почтительности. См.: Ку:кай
(Ко:бо:-дайси). Три учения указывают и направляют
(Санго: сиики). Перевод со старояпонского, комментарий и исследование Н.Н. Трубниковой. М., 2005. С. 23, 174.
[6] См. Ригведа. Мандалы IX-X. Издание подготовила Т.Я. Елизаренкова. М.,
1999. С. 129-134 (гимны X-14 — X-16).
[7] См. соответствующий текст, «Фравардин-Яшт», в
переводе З.Ф. Харебати: http://avesta.isatr.org/avesta/0041301.htm. Здесь
главный обряд, посвященный духам-фраваши, приходится
на весну, им совершают подношения мясом и одеждой и чтут
их как защитников и помощников.
[8] Ashikaga Ensho. Notes on Urabon (“Yü
Lan P’en, Ullambana”) // Journal of the American Oriental Society,
vol. 71, No. 1. (Jan.-Mar., 1951). P.71-75.
[9] Ibid, p. 73. Первоначально это слово записывалось будто бы другими иероглифами, чьи
значения более очевидно указывают на корзину (или треножник) из бамбука.
[10] См. Кодзики. Записи о деяниях древности. Свиток
1-й. Мифы. Перевод со старояпонского Е.М. Пинус. СПб., 1994. С. 47.
[11] См. Глускина А.Е. Буддизм и ранняя
японская поэзия (по материалам «Манъёсю») // Заметки
о японской литературе и театре (древность и средневековье). М., 1979. С. 158
(песня VII-1407).
[12] Поздние варианты Урабон в Японии включают в себя
пляски, причем головные уборы плясунов полностью закрывают лицо. Исследователи
считают это указанием на то, что плясуны тоже замещают умерших.
Вероятно, здесь в буддийский обряд вошли отдельные черты древней островной
погребальной обрядности.
Сутра
[13] Ученики и одиночки — два разряда последователей Будды.
Первые также называются «слушателями голоса», шраваками,
а вторые «постигающими связь причин», пратьекабуддами.
И те, и другие «уходят из дому», поиски освобождения становятся основным делом
их жизни. Шраваки совершенствуются под руководством
учителя и сами могут быть наставниками, пратьекабудды
ищут освобождения самостоятельно, размышляя над всеобщей обусловленностью
событий в мире, но не могут ни учиться у наставника, ни учить. Те и другие
обличаются от бодхисаттв, для кого главная цель — не
собственное совершенствование, а сострадательная забота об освобождении других.
[14] Шесть способностей — умение летать ясновидение, яснослышание, чтение мыслей, память о своих прежних
перерождениях и «исчерпание кармы», то есть возможность более не родиться в
земном мире. Эти способности есть у будды, их могут обрести бодхисаттвы.
[15] Освобождение в буддийских текстах часто обозначается словом «переправа»
(через поток изменчивого мира).
[17] «Сыновний» здесь — 孝, яп. ко:,
кит. сяо,
этим же знаком записывается термин «сыновняя почтительность».
[18] «Небесные и земные боги» 天神地祇, яп. тэндзин тиги,
кит. тяньшэнь дици, —собирательное
обозначение всех богов в китайских источниках.
[19] Яма 閻魔, яп. Эмма, кит. Яньмо, в древнеиндийской традиции — первый умерший,
правитель мира мертвых. В буддийских текстах Яма — справедливый государь,
выносящий приговор о месте будущего рождения умершего (хотя это рождение
определено деяниями прожитой жизни по закону воздаяния, и решение Ямы на самом
деле никак не может на него повлиять).
[20] «Внешние пути» — приверженцы небуддийских учений, брахманы и другие.
[21] Согласно буддийской космографии, в
небесах, ближайших к земле, имеется четыре царства по четырем сторонам от горы
Сумеру, находящейся в центре мироздания. Эти царства населены разными
существами и управляются четырьмя «небесными государями». Дхритараштра
на востоке правит небесными музыкантами-гандхарвами, Вирудхака на юге — карликами-кумбхандами, Вирупакша
на западе — змеями-нагами, и Вайшравана
на севере — демонами-якшами. Этих «государей»
почитают как защитников четырех сторон света.
[22] «Божественные силы» здесь — чудесные способности, обретаемые людьми
благодаря подвижничеству.
[23] 自恣, яп. дзиси, санскр. pravàraõa,
«вольность», тж. «исполнение желаний» — буддийский праздник окончания сезона дождей,
по-другому именуется «днем радости Будды». В это день завершается
«затворничество» 安居, яп. анго, санскр. varùa,
сроком около трех месяцев, когда монахи не странствуют, а живут на одном месте,
предаваясь изучению Дхармы и различным упражнениям. Такое затворничество было
принято и в тех странах, где монахам предписывалось постоянно жить в храмах, в
том числе и в Японии. В VII в. и позже для
«затворничества» монахам нередко предоставлялись помещения во дворцах японских
государей, см. Нихон сёки. Указ.
изд. С. 251.
[24] Существуют разные перечни «пяти плодов»: 1) персики,
груши, абрикосы, сливы, ююбы; 2) мягкие плоды с косточками, мягкие с семечками,
покрытые прочной скорлупой, покрытые шелухой, заключенные в стручки.
[25] «Четыре плода Пути» — 1) «вхождение в поток» (вступление на путь к
освобождению), 2) «единократное возвращение»
(необходимость еще лишь один раз умереть и возродиться), 3) «невозвращение»
(способность уже в нынешнем рождении достичь совершенства), 4) состояние архата
(высший уровень совершенства, освобождение от всех страстей и страданий). Речь
идет о пути «учеников и одиночек», но не бодхисаттв
(см. выше).
[27] Десять ступеней — уровни совершенствования бодхисаттв. См. Игнатович А.Н. «Десять ступеней бодхисаттвы» (на материале сутры
«Цзиньгуанмин-цзюйшэ-ванцзин») / Психологические аспекты
буддизма. Новосибирск, 1986. С. 69-90.
[28] Бхикшу — буддийский монах (соотв. монахиня — бхикшуни). «Принявшими вид» 権現, яп. гонгэн, называются те бодхисаттвы, кто из сострадания к живым существам являются
к ним в обличии, которое тем привычнее всего почитать (что зависит от задатков
тех или иных существ). В Японии некоторые местные божества
именуются гонгэн-босацу, «бодхисаттвами,
принявшими вид [богов]». Таков, например, Дзао:-гонгэн
蔵王権現,
«Принявший вид государя хранилища», особенно чтимый теми, кто совершает
подвижнические странствия в горах.
[29] Здесь в сутре слово «праварана» не переведено, а
транскрибировано иероглифами: 和羅, яп. вара, кит. хэло.
[30] «Мудрецами» 聖, яп. сэй,
кит. сянь,
именуются как китайские учителя (древние государи Яо,
Шунь и Юй, а также
Конфуций, Лао-цзы и другие), так и Будда и особенно
чтимые буддийские наставники.
[31] «Самостоятельное превращение» 自在化, яп. дзидзайкэ, кит.
цзыцзайхуа, —
способ возрождения, свойственный небожителям. Он отличается от рождения из
утробы (как у людей и зверей), из яиц (как у птиц, рыб и гадов)
и из «слизи» (как у насекомых). Важно, что такое
«превращение» не исключает наличия «родителей», однако при нем «дитя» и «мать»
не переживают родовых мук.
[32] «Заклятия и обеты» — 願咒, яп. гандзю, кит. юаньчжоу. Под
«заклинаниями» имеются в виду дхарани 陀羅尼, яп. дарани, кит.
толони,
сочетания звуков, обладающие чудотворной силой. «Обеты», тж. «пожелания»
выражают решимость совершить те или иные добрые деяния и передать благие плоды
этих деяний на пользу кому-либо, здесь — благотворителям буддийской общины и их
предкам.
[33] «Упражняться в созерцании и исправлять мысли» 行禅定意, яп.
гё:дзэн тэйи,
кит. ичань динъи,
— предаваться сосредоточению и изучать Дхарму, то есть делать то, что
предписано монаху в сезон дождей. Обряд улламбана
предполагает, что монахи еще раз повторяют что-то из этих действий, и тем самым
все заслуги от этих и предыдущих благих деяний могут быть обращены на пользу
«семи поколениям предков».
[34] «Мирное обиталище» — место затворничества Будды и его последователей в
сезон дождей, а также храм, где установлена статуя Будды, или «пагода»,
сооружение, где хранится пепел его похоронного костра.
[35] Кальпа — неизмеримо долгий временной промежуток.
[36] «Три Сокровища» — Будда, его учение (Дхарма) и община (сангха).
[37] Последний иероглиф в слове 盂蘭盆, яп. урабон, имеет значения
«поднос», «чаша», ср. 盆栽, яп. бонсай, «деревце, растущее в горшке». Японским
чтением знака 盆служило слово хирака, обозначавшее сосуд для подношений островным
богам ками.
[38] Обеты, в отличие от заклятий, доступны не только подготовленным монахам,
но и всем людям. Для мирян одним из основных добрых деяний служит совершение
приношений монашеской общине.
[39] Здесь речь идет не об учениках, «вышедших из дому» (см. выше),
а обо всех последователях будды.
[40] «Памятование» 念, яп. нэн, кит. нянь, — сосредоточение мысли на чем-то или
ком-то. Значение этого слова иногда поясняют исходя из составных частей
иероглифа: «сердце» 心 и «сейчас» 今
(сердце, мыслящий орган, в данное время занято чем-то одним). Часто это понятие переводят как «молитва»
(кому-то или за кого-то). «Памятование» — широко распространенный способ
буддийского подвижничества, как монашеского, так и мирского. В этом смысле оно
предполагает не только работу мысли, но и принятие почтительной позы
(«соединение ладоней»), а также произнесение определенных слов, в самом простом
случае — имени одного из будд (например, Амитабхи). Во многих текстах говорится, что звук такого
имени приносит бесчисленные блага всем живым существам, а значит, произносить
его — доброе деяние. Плоды этого деяния могут быть за счет «обета» переданы
предкам.