Монахи-воины

Н.Н. Трубникова

 

Сетевая версия — сентябрь 2008 г.

 

«Прошения силой»

Борьба между храмами Энрякудзи и Миидэра

Мятежи монахов

 

В X в. крупные храмы стали набирать вооруженные отряды для защиты своих земельных угодий. Поначалу такие храмовые войска создавались в восточных провинциях, а позже и по всей стране. Воины в этих отрядах могли оставаться мирянами — или же числиться послушниками либо монахами, что упрощало определение их отношений с храмом, бравшим их на службу. По той же причине монахами часто бывали лица, ведавшие храмовым хозяйством. Обрядов они могли не изучать вовсе или осваивать их в меньшем объеме, чем другие монахи той же школы. Для монахов, ответственных за управление поместьем и его охрану, делали множество послаблений в области Устава и школьных предписаний. В случае «монахов-воинов» 僧兵, со:хэй, это, прежде всего, касалось запрета на убийство, а также правил, исключавших ношение оружия и доспехов. Хотя в 988 г. при государе Итидзё: было подтверждено, что монахам не разрешается носить мирское платье и оружие, на деле это требование не соблюдалось. 

Представители «военных домов», букэ, после принятия монашества нередко становились командирами храмовых отрядов. Приверженцы горного отшельничества тоже вооружались и учились воинским искусствам. Разница между такими «отшельниками» и разбойниками могла быть очень условной — и все же из них часто составлялись отряды для сопровождения паломников в горные храмы. Об истории «монахов-воинов» см.: Turnbull S. Japanese Warrior Monks AD 949-1603. Oxford, 2003.

С середины XI в. храмовые войска стали играть всё более важную роль в столкновениях между храмами и мирскими властями, а также в борьбе внутри школ и в соперничестве между школами. «Монахи-воины» размещались уже не только в поместьях своих храмов, но и при самих храмовых центрах в городах или на горах. Особенно крупными отрядами располагали То:дайдзи и Ко:фукудзи в Нара, а также Энрякудзи и Миидэра поблизости от Столицы.

 

«Прошения силой» 強訴, го:со. Всё чаще и обычные монахи прибегали к различным способам силового воздействия на мирян. Например, они окружали дома чиновников и держали их в осаде до тех пор, пока не принималось какое-то распоряжение, важное для монашеской общины. Такие действия известны как «прошения силой».  Считается, что впервые по этому пути пошли монахи храма То:дайдзи, осадившие в 949 г. усадьбу одного из столичных чиновников. Разгонять монахов миряне в то время еще не решались, так как это означало бы непочтение к «Трем Сокровищам».

В Столице случались и потасовки монахов со слугами знатных мирян. В «Великом зерцале» описан случай, когда государь-монах Кадзан поспорил с придворным Фудзивара-но Такаиэ. Тот хвалился, что сумеет проехать в ворота дворца отрекшегося государя. В назначенный день богато украшенный возок Такаиэ в сопровождении примерно шестидесяти слуг подъехал ко дворцу. «Монах-император Кадзан выставил против них не менее семидесяти-восьмидесяти несказанно храбрых и свирепых монахов и великовозрастных послушников». Им приказано было защищать ворота и стены дворца, а также близлежащие улицы. «На воротах поставили только служивых [=мирян, состоявших на службе при отрекшемся государе] и молодых сильных монахов. Дело в том, что в тот день могли померяться силами люди высокого и низкого званий, служившие монаху-императору Кадзан; они только и думали: как всё это произойдет? Стороны были вооружены камнями и палками, луков и стрел не было. Экипаж господина <..> Такаиэ замер ненадолго, а затем ходко покатил <…> в сторону императорских ворот, но не смог проехать и вынужден был воротиться. Сторонники монаха-императора все как один впились глазами в Такаиэ, и когда тот вынужден был повернуть назад, разразились страшным хохотом! Поистине — весьма громогласным! Да, любопытное было зрелище! Не совладал Такаиэ с могуществом престола, не смог проехать.

— Напрасно я затеял это дело! Какой позор на себя навлек! — сокрушался Такаиэ и посмеивался. Монах-император всем своим видом показывал, будто одержал большую победу» (Окагами — Великое зерцало. Пер. с древнеяп., исслед. и комм. Е.М. Дьяконовой. СПб, 2000. С.132-133). Примечательно, что здесь чиновник уступает силе государя, пусть и бывшего, — но наглядное подтверждение этой силы дают монахи. «Люди низкого звания», монахи из простолюдинов, могли выказать свое рвение, выйдя драться против людей, находившихся на  службе у Фудзивара, то есть занимавших более высокое положение.

Известны также примеры обрядового давления храмов на мирские власти. Монахи могли отказаться от чтений сутр, затвориться в храме или, наоборот, покинуть его. Сращение храмов и святилищ вело к тому, что монахи пользовались средствами, восходящими к почитанию «родных богов». Например, когда храм Ко:фукудзи хотел добиться чего-то от столичных чиновников, он устраивал шествия в город Хэйан с ветвями дерева сакаки из святилища Касуга. Миряне из рода Фудзивара при этом оказывались вынуждены соблюдать особую чистоту в присутствии святыни своего родового божества, то есть не могли исполнять обязанности придворной службы. Так продолжалось до тех пор, пока требования храма не выполняли.

Монахи горы Хиэй спускались в Столицу с носилками-микоси, где находились «тела» богов Санно:. Угроза возможного осквернения, а значит, и гнева богов заставляла власти соглашаться на любые условия, лишь бы только монахи вернули носилки на гору. В связи с такими «прошениями силой» государь-монах Госиракава будто бы однажды сказал: «Три вещи мне неподвластны — воды реки Камо, игральные кости и монахи горы Хиэй». (См.: Повесть о доме Тайра. Перевод со старояпонского, предисловие и комментарий И. Львовой. М., 1982. С.68. Разливы реки Камо нередко подтопляли Столицу.) «Горные странники» ямабуси из храмов-святилищ Кумано также устраивали шествия с микоси в Столицу в 1082 и 1104 г. в связи с тяжбами о земельной собственности.

 

Борьба между храмами Энрякудзи и Миидэра. В конце X в. противоречия внутри школы Тэндай все более обострялись. За влияние при дворе боролись две ее ветви: «горная» 山門, саммон, во главе с храмом Энрякудзи, и «храмовая» 寺門, дзимон, во главе с храмом Миидэра. Еще при Рё:гэн «храмовых» монахов не приглашали на «горные» собрания, хотя на них присутствовали представители храмов города Нара. После Рё:гэн в 985 г. главой школы стал его ученик Дзиндзэн, представитель «горной» ветви. Его преемником должен был стать Ёкэй 余慶 (919-991) из «храмовой» ветви. В 989 г. Ёкэй вступил в должность настоятеля храма Энрякудзи, однако вскоре под давлением «горных» монахов был смещен.

В 993 г. соперничество двух ветвей перешло в вооруженную борьбу. Монахи из «храмовой» ветви напали на храм «горной» ветви, воздвигнутый в память об Эннин. В ответ «горные» монахи разрушили молельный зал и еще несколько построек своих обидчиков. Те укрылись в храме Миидэра и стали искать поддержки в столице. Однако с этих пор «храмовой» ветви школы не удавалось добиться, чтобы ее представителей назначали настоятелями Энрякудзи. Если мирские власти утверждали их вступление в должность, монахи «горной» ветви вынуждали этих настоятелей отречься. Даже Какуэн 覚円 (1031-1090), внук Фудзивара-но Митинага, получивший должность главы школы Тэндай в 1077 г., отрекся от нее на следующий день под давлением «горных» монахов.

Вражда между двумя объединениями внутри школы поставила вопрос о монашеских посвящениях. Учеников из «храмовой» ветви и их наставников перестали допускать на «помост для заповедей» 戒壇, кайдан, на горе Хиэй. Таким путем монахи «горы» пытались уничтожить «храмовую» ветвь, так как без посвящений на «помосте» монахи из Миидэра не могли считаться членами школы Тэндай.

В 1039 г. «храмовый» наставник Мё:сон (971-1063) обратился к мирским властям за разрешением основать при Миидэра отдельный «помост». Руководство Энрякудзи резко возражало против этого. Несколько раз монахи из «храма» подавали прошения об основании для них «помоста для заповедей», после чего в столицу направлялись ходатайства с «горы» с возражениями на это прошение, а в Миидэра — «горные» вооруженные отряды с приказом усмирить смутьянов. В ответ такие же «храмовые» отряды нападали на гору. В 1041-1042 годах между «горной» и «храмовой» ветвями школы шла продолжительная война, закончилась она тем, что храм Миидэра был сожжен дотла.

В «Повести о доме Тайра описан случай из времен правления государя Сиракава (1074 г.). Монах Райго из храма Миидэра приглашен во дворец для молений о рождении наследника. Мальчик рождается, и монах просит себе награду: разрешение возвести «помост для принятия заповедей» при Миидэра. Государь отказывает, объясняя, что подобный шаг вызовет недовольство монахов Энрякудзи, породит смуту и приведет к упадку учения Тэндай. Райго удаляется в свой храм и кончает самоубийством, уморив себя голодом. Перед смертью он обещает «забрать» юного принца, которого сам же и вымолил. «Гневный дух» старого монаха начинает являться во дворце, наследник заболевает и вскоре умирает (см.: Повесть о доме Тайра. Указ. изд. С.140).

В других школах отряды монахов-воинов также набирали силу. В 1037 г. в Нара монахи Ко:фукудзи напали на храм То:дайдзи. В том же году произошло сражение между войсками губернатора провинции Тадзима и отрядами святилища Ивасимидзу. Эти и другие случаи вооруженной борьбы монахов с мирянами и друг с другом считались приметами «последнего века», упадка буддийского Закона-Дхармы. Причиной столкновений обычно были споры из-за земельных угодий, а также из-за местных святилищ и «особых молелен», переходивших от одного храма к другому.

Монахи-воины сражались пешими или, реже, конными. Из оружия они применяли луки и стрелы, мечи, и особенно часто — алебарды 長刀 нагината. Собственно «монашеским» оружием считались тяжелые окованные посохи или дубины 金棒, канабо:, позволявшие избегать кровопролития. С такими дубинами нередко изображают демонов-мара. Горные «отшельники» пользовались также топорами на длинной рукояти, исходно служившими для прорубания дороги в горных лесах.

 

Мятежи монахов. В «Повести о доме Тайра» описано несколько случаев, когда монахи прибегают к военной силе и обрядовому устрашению.

На похоронах государя Нидзё: в 1165 г. монахи храма Энрякудзи опередили монахов Ко:фукудзи при поднесении поминальных табличек. В ответ на это молодые монахи-воины из Ко:фукудзи опрокинули табличку храма Энрякудзи и изрубили ее в щепки, распевая при этом издевательскую песенку. Монахи Энрякудзи держались невозмутимо, как подобает при обряде, хотя многие миряне в страхе бежали с похорон.

Через два дня «вдруг прошел слух, что монахи Святой горы [=Хиэй] несметной толпой спускаются вниз, в столицу. Саму­раи и чиновники Сыскного ведомства прискакали к западному подножью горы, чтобы преградить им путь, но монахи без труда смяли их ряды и ворвались в город». В Столице распространяется мнение, будто бесчинство на похоронах было лишь предлогом, а на самом деле монахов Тэндай вызвал с горы государь-монах Госиракава — «дабы с их помощью рас­правиться с домом Тайра». Члены семьи Тайра собираются в своем имении Рокухара, сам Госиракава прибывает туда же — в знак того, что не имеет враждебных намерений. Однако толпа монахов не нападает на Рокухара, а вместо этого сжигает храм Киёмидзу, подчиненный Ко:фкукдзи. «Наутро у ворот сожженного храма кто-то воткнул доску с над­писью: "Вера в Каннон превращает геенну огненную в прохлад­ный пруд!" — твердили вы. — Что, помогла вам ваша молитва?!" А день спустя появилась ответная надпись: "Благость Каннон непо­стижима и вечна, неисповедимы ее пути!"» (Св. I, гл. 9. Повесть о доме Тайра. Указ. изд. С.52-54).

В 1176 г. губернатор провинции Кага, известный своими беззакониями, назначает в Кага наместником своего брата по имени Мороцунэ. «Не­подалеку от усадьбы наместника, в уединенной горной местно­сти, стоял храм Угава. Как-то раз наместник, проезжая мимо этого храма, увидел, что монахи нагрели воду и совершают омове­ние, купаясь в бочке; он въехал во двор, всех разогнал и сам за­лез в бадью для купания, а потом приказал своим подчиненным спешиться и вымыть коней водой, приготовленной для монахов. Монахи, понятное дело, разгневались. “С древних времен ни один правитель не смел и ногой ступить за ограду святого хра­ма! — заявили они. — Соблюдайте обычай прошлого и немед­ленно покиньте пределы монастыря!” Но наместник Мороцунэ дерзко ответил: “Прежние наместники все были дурни, вот вы и своевольничали. Меня вам не удастся морочить. Я заставлю вас повиноваться закону!”

   Не успел он договорить, как монахи напали на его подчинен­ных, пытаясь выгнать их за ограду, те же со своей стороны рва­лись во двор храма. Любимому коню Мороцунэ перебили тут ноги. Обе стороны обнажили мечи, стали рубить и стрелять друг в друга, и началась сеча. Наместник, как видно, поняв, что мона­хов легко и просто не одолеешь, с наступлением ночи убрался прочь. А наутро скликнул всех чинов земельной управы и во гла­ве тысячи всадников нагрянул в Угава, где сжег дотла все строе­ния, не пощадив ни единой кельи» (Св. I, гл. 13. Повесть о доме Тайра. Указ. изд. С.66).

Престарелые монахи из Угава отправляются в свой головной храм на горе Хакусан (Сираяма). Храм Сираяма присылает большое монашеское войско и носилки с «телом» божества. Наместник бежит в Столицу, монахи застают его усадьбу пустой. Они пускаются в обратный путь и из-за первого зимнего снегопада останавливаются в храме Мародо у подножия горы Хиэй. Тамошнее божество состоит в «ближайшем родстве» с богами Сираяма, так что «встречу богов» монахи отмечают большим обрядом. Потом они направляют отрекшемуся государю Госиракава требование — удалить правителя Кага в дальнюю ссылку, а его наместника Мороцунэ заточить в темницу. Госиракава медлит с решением. Тогда монахи отменяют очередное празднество в честь богов  святилищ Хиэ и огромной толпой направляются в столицу, неся с собою «тела» богов. Носилки-микоси  «сверкали на солнце, поражая все взоры: казалось, будто солнце и луна спустились на землю».

  Воины Тайра и Минамото получают приказ оборонять город. Прорыв ожидается с северной стороны, ее защищает Минамото-но Ёримаса с небольшим отрядом. «Но Ёримаса был челове­ком мудрым. Он спешился, снял с головы шлем и почтительно склонился перед ковчегами [=микоси]; так же поступили все его воины». Затем Ёримаса шлет к монахам гонца с письмом:  «Нынешняя жалоба Святой горы обоснована и бесспорна. Че­ловек посторонний, я и то сожалею, что решение по вашей жало­бе задержалось. Ваше желание войти во дворец с ковчегом мне тоже понятно. Но вы видите — войска у меня мало. Если мы от­кроем ворота и пропустим вас, чтобы вы прошли во дворец без помехи, это не послужит вашей славе в грядущем, ибо назавтра даже малые дети в столице поднимут вас на смех, называя труса­ми. Если вы внесете ковчег — значит, станете ослушниками, нару­шите августейшую волю; если мы преградим вам путь — боги Свя­той горы, которых мы издавна почитаем, отвернутся от нас и путь воина будет нам заказан навеки... Любой выбор представляется мне прискорбным! А с восточной стороны ворота обороняет князь Сигэмори [=Тайра-но Сигэмори], у него могучее войско. По моему разумению, подобает вам пробиваться через те ворота!» (Св. I, гл. 15. Повесть о доме Тайра. Указ. изд. С.70).

Как отмечает А.Н. Накорчевский, здесь в письме, обращенном к монахам, приводятся доводы, которые больше подходили бы для воинов с их представлениями о «рыцарской чести» (Накорчевский А.А. Японский буддизм: история людей и идей (от древности к раннему средневековью: магия и эзотерика). СПб., 2004. С.364). Пожилой монах Гоун, «самый ученый из всех монахов Святой горы», убеждает своих молодых собратьев послушаться совета Ёримаса, говоря, что сам этот представитель рода Минамото — не просто славный воин, но и искусный стихотворец. Здесь монах рассуждает как столичный чиновник, ценящий образованность и поэтическое мастерство.

Толпа монахов пробует войти в столицу с восточной стороны. «А там дело тотчас, обернулось бесчинством и святотат­ством, ибо самураи стали стрелять по толпе из луков. Десятки стрел вонзились в ковчег храма Дзюдзэндзи. Убито было много послушников, служек, много монахов ранено. Казалось, стоны и вопли доносятся до небесной обители бога Брахмы, а в земной глубине в страхе содрогнулись боги-хранители преисподней. Разбитые наголову монахи побросали ковчеги у ворот и ни с чем возвратились к себе на гору» (Св. I, гл. 15. Повесть о доме Тайра. Указ. изд. С.71). Позже в «Повести» стрельба по священным носилкам упоминается как одно из злодеяний воинов Тайра, приведших весь их род к гибели.

 После побоища в Столице главу школы Тэндай, монаха по имени Мэйун, смещают с должности, возвращают в мир и ссылают в землю Идзу. Столь суровое решение не поддерживают многие высшие сановники, включая Тайра-но Киёмори, однако на нем настаивает государь-монах Госиракава. Мэйун «в совершенстве постиг учения Тэндай и Сингон», славился строгим соблюдением заповедей, однако вынужден отправиться в ссылку. Монахи Хиэй не выступают на его защиту, но совершают обряд проклятия советников Госиракава, которых считают главными своими врагами.

«Чиновники, погрязшие в грехах, грубо погнали в путь священнослужителя столь высокого ранга, человека поистине святой жизни. “Вперед! Живей!” — кричали они, лягая его ногами, как лошади» (Св. I, гл. 15. Повесть о доме Тайра. Указ. изд. С.74-75). Лишь один монах провожает бывшего главу школы, и Мэйун на прощание дает ему посвящение в один из «тайных» обрядов Тэндай.

Тем временем на Хиэй монахи вспоминают славное прошлое своей школы: «С тех самых пор, как учредили сан настоятеля нашей веры, со времени преподобного учителя Гисин, сменилось пятьдесят пять поколений, но ни разу не случалось, чтобы настоятеля обре­кали на ссылку. Вспомните — в годы Энряку когда император Камму основал здесь столицу, великий учитель Дэнгё:-дайси, подняв­шись на эту гору, положил начало учению, озаряющему все четыре стороны света. С тех самых пор ни одна женщина не ступала сюда ногой, ибо на женщине тяготят Пять Запретов; лишь три тысячи монахов обитают на этой святой вершине. Достославный Орли­ный пик в Индии, где пребывал Шакьямуни, великий Будда, нахо­дился к северо-востоку от царского замка; у нас, в Японии, Святая гора Хиэй тоже высится на северо-востоке столицы, у врат Демонов, преграждая им путь в столицу. Наша гора — святыня, охраняющая страну! На протяжении долгих веков мудрые государи и подлинно благоразумные их вассалы только к нам сюда и стремились, только здесь и приносили обеты. Пусть недалек уже конец света, но мыслимо ли перенести подобное оскорбление Святой горе, превосходящее все пределы терпения!» (Св. II, гл. 1. Повесть о доме Тайра. Указ. изд. С.75-75). Один из юных служек впадает в одержимость, и божество его устами велит вернуть Мэйун. Чтобы проверить истинность этого знамения, несколько сот монахов бросают на храмовый помост свои четки. Юноша собирает их и тут же безошибочно возвращает каждые четки их владельцу. Тогда монахи отправляются вдогонку, чтобы освободить своего прежнего настоятеля.

Когда они догоняют ссыльного, стражники в испуге разбегаются. Но Мэйун увещевает монахов вернуться на гору, говоря, что ни о чем не жалеет и готов принять изгнание. Его пытаются усадить в носилки, он отказывается: не подобает почтенным ученым монахам нести простого мирянина. Дело решает один из «монахов-воинов»:

«Был тут некий Юкэй <…> обитавший при Западной пагоде, известный силач ростом в добрых семь сяку. На нем был черный панцирь необычной длины, украшенный ме­таллическими пластинами. Сняв с головы шлем и передав его од­ному из служек, он раздвинул толпу, при каждом шаге ударяя об землю вместо посоха алебардой, возглашая: “Дорогу! Дайте доро­гу!” Быстрым шагом приблизился он к помосту, где стоял Мэйун, и некоторое время молча взирал на него в упор сверкающими очами.

— Вот из-за такого кроткого нрава с вами и приключилась беда! — сказал он.— Садитесь же в паланкин, время не терпит!»

Мэйун, «устрашенный его словами», садится в носилки. «Другие носильщики время от времени сменялись, но Юкэй бессменно держал передний шест паланкина и взбирался по крутому восточному склону так легко, как будто шагал по равнине, а шест паланкина и древко своей алебарды сжимал с такой силой, что, казалось, готов их расплющить!».

Позже на храмовом совете  Юкэй говорит: «Наша гора Хиэй — первая святыня Японии, сердцевина святого учения, охраняющего страну. Могуч наш бог-покровитель, и закон Будды не менее велик, чем закон государей. Мнение даже самого низкого из монахов горы непререкаемо для мирян! Ныне же осмелились осудить святого, добродетельного владыку всей нашей горы <…> Ныне собираются наказывать неповинного — как же не гневаться нам, монахам горы, и народу в столице? Как же не прийти в ярость монастырям Кофукудзи и Миидэра? [=то есть даже давние недруги внутри монашеской общины должны объединиться, когда миряне выступают против «Закона будды»] <…> Пусть мне грозит темница, пусть снесут мне голову с плеч, — это лишь прославит меня, и добрая память сохранится обо мне в мире! А посему я предлагаю себя первым в заложники!» (Св. II, гл. 1-2. Повесть о доме Тайра. Указ. изд. С.78-79). На несколько лет Мэйун опять занимает должность главы Тэндай.